Дорогой длинною

Марья Васильевна вздохнула.

– Ты… не полошись раньше времени, вот что. Настя - не прошмань какая-нибудь, просто так не стала бы…

– Да я об этом разве!.. - вскинулся Яков Васильевич. - Сто раз говорил

– не пускай их на улицу одних! Девки молодые, любой хлюст привяжется, обидит… или похуже чего приключится… А люди, цыгане что скажут?

Сейчас все сбегутся, в ресторан идти пора. По всей Москве слух пойдёт…

Языками молоть начнут…

– Про Настьку - подавятся, - как можно твёрже сказала Марья Васильевна и умолкла, задумавшись. Молчал и Яков. За окном носилась вьюга, ветер с рёвом бросал в замёрзшие стёкла пригоршни снега. В глубине дома часы пробили девять.

– Яшка… Слушай, а может… К Сбежневу не посылали?

Яков вздрогнул. Не поднимая глаз, очень тихо спросил:

– Рехнулась ты? Зачем? У них же свадьба со дня на день. Что Настька – ума лишилась?

– Да мало ли…

– Что "мало"?! - заорал он, вскакивая. С грохотом повалился стул, взлетела над полом сорванная скатерть, со звоном разбился упавший стакан.

Марья Васильевна всплеснула руками, бросилась к брату… но в это время хлопнула входная дверь. В комнату ворвался Митро.

– Мать! Яков Васильич! Настька…

– Что Настька?! - рявкнул Яков Васильевич.

Митро попятился. Чуть слышно сказал:

– Пришла…

Внизу, в тёмных сенях столпились все обитатели дома. Из кухни мрачным призраком появилась Дормидонтовна с лампой в руках. Прыгающие блики осветили стоящую у двери Настю.

– Дормидонтовна, прими шубу, - хрипло сказала она, роняя с плеч незастёгнутую чернобурку и медленно стягивая платок.

Свет лампы упал на её растрёпанные, свисающие неопрятными прядями волосы. Яков Васильев, растолкав цыган, шагнул к дочери. Настя повернула к нему бледное, усталое лицо. В сенях повисла звенящая тишина.

– Где ты была?! - сквозь зубы спросил Яков Васильевич.

Настя не отвела глаз. Отбросила за спину падающие на лицо волосы.

Тихо, но твёрдо выговорила:

– Не скажу.

Кто-то отчётливо ахнул. Митро, отвернувшись к стене, перекрестился.

– Не скажешь? - чуть слышно переспросил Яков Васильев. - Не скажешь?

Она покачала головой. Марья Васильевна делала ей за спиной брата отчаянные знаки, но Настя словно не замечала их.

– Потаскуха! - Яков Васильевич шагнул вплотную к дочери, замахнулся.

Настя отпрянула к стене. Шёпотом сказала:

– Не смей.

– Что?! - задохнулся он. Настя закрыла глаза. Вздохнула и, прислонившись к стене, сползла по ней на пол.

– Встань, курва! - зарычал было Яков, но к Насте уже кинулись Стешка и Марья Васильевна. Последняя, тронув Настин лоб, оскалилась на брата так, что тот отшатнулся:

– Совсем ополоумел?! Она же горит вся! Эй, Митро! Что стоишь столбом, неси её наверх! Дормидонтовна, самовар! Водки! Вара липового! Все вон отсюда!

Поднялся страшный гам. Цыганки вслед за Дормидонтовной помчались в кухню, Митро на руках понёс бесчувственную Настю наверх, за ним бежали Марья Васильевна и Стешка. Яков Васильевич стоял у стены с опущенной головой, с добела сжатыми кулаками. Никто из цыган не решился подойти к нему.

*****

Среди ночи Лиза бесшумно откинула одеяло. Подойдя к столу, на ощупь нашла свечу, зажгла её. Чёрный фитилёк затрещал, пламя высветило круг на столе, упало на лицо разметавшегося по постели Ильи. Тот, недовольно заворчав, прикрыл глаза рукой. Лиза улыбнулась. На цыпочках вернулась к кровати, легла рядом. Приподнявшись на локте, осторожно погладила чёрные всклокоченные волосы Ильи, коснулась пальцем губ, провела по мохнатым, сросшимся на переносице бровям.

– Цыган… Аспид… Душа каторжная.

– За что ругаешь-то? - не открывая глаз, спросил он. - Нешто плохо было?

– Что ты… как в раю. - Лиза прижалась к его плечу. - Рано ещё, Илюша…

Темно, холодно… Не уходи.

– Я и не иду… Чего всполошилась? Через час, может… - он не договорил.

Рядом послышались тихие всхлипы. Он поморщился:

– Ну вот… ревёт теперь. Чего ты?

– Да ничего… Так… Ох, господи…

Вздохнув, Илья сел на постели, потянулся. Лиза, притихнув, разглядывала его блестящими от слёз глазами.

– Ты, верно, колдун… Нарочно присушил меня, всё ваше племя такое…

Что теперь будет - подумать страшно.

– А что будет? - удивился он. - Хозяина-то твоего не скоро принесёт.

– Не скоро, да… Но ведь принесёт же! - Лиза села, откинувшись спиной на стену, обхватила колени руками. В её глазах забился огонёк свечи. Илья украдкой следил за ней из-под прикрытых век.

– Жаль, что духу во мне мало, - медленно сказала она. - Не поверишь, Илья, иной раз лежу рядом с ним, как вот сейчас с тобой, смотрю на него и думаю: взять бы подсвечник или чего потяжельше, да и…

– Совсем рехнулась? - резко спросил Илья.

Лиза смолкла. Внимательно, с чуть заметной насмешкой взглянула на него.

– А ты уж и испугался? Не думай, я всё равно не смогу, не сумею. На мне и так грехов полно. Жаль только, что он своей смертью не скоро помрёт.

Говорят, кого смерть однажды поцеловала, да не взяла, тот долго живёт.

А его она сто разов целовала, сам рассказывал. Я от этих его сказок по три ночи спать не могу. Уж и молишься, и "Верую" семь раз прочтешь, и Параскеву-Пятницу вспомнишь… Всё едино не спишь. А у тебя… жена есть?

– Нет.