Дорогой сновидений

— Ты б выплыла сама. Даже не умея плавать. Озеро неглубокое. Вода вытолкнула бы тебя на поверхность.

— А если…

— Мати, вода — одна из самых добрых и милосердных стихий. Она щадит своих пленников, в отличие от воздуха или огня. Чем в страхе оглядываться назад, лучше на миг представь себе, что могло случиться, взмой ты на крыльях ветра в небеса, а потом, под облаками, вспомни вдруг, что обычные люди не летают. Что бы случилось с тобой тогда? А что было бы, если б ты забралась огненной ящеркой погреться в жерло вулкана, а затем, в самом сердце огня, поняла, что ты — маленькая смертная девочка, а не дух пламени?

— Б-рр! — она нервно дернула плечами. Страх мурашками пробежал по спине, забрался в душу, морозя ее своим дыханием. А затем на смену ему пришла еще большая обида, чем та, что загнала ее на дно озера: — Что же теперь, — на ее глаза вновь навернулись слезы, — мне и летать нельзя? Но я хочу!

— И летай себе на здоровье.

— Как? Теперь я буду бояться. Я не хочу умереть здесь, — странно, но, несмотря на то, что ей нравилось в мире сна, одна мысль о том, чтобы встретить в этом краю свою смерть рождала в ее душе страх, граничащий с паническим ужасом, который заставлял бежать прочь… Почему?

— Наяву для людей смерть — это сон, вечный сон, — прочитав ее мысли и отвечая на них, а не на произнесенный вслух вопрос, проговорил бог сновидений, — а во сне, наоборот, смерть — это пробуждение, — его губ коснулась улыбка. — Ты не хочешь умирать здесь, потому что не хочешь уходить отсюда. Я очень рад, что мой мир так понравился тебе…

— Лаль, — девочка слишком близко боялась смерти, чтобы не задумываться над ее природой, не задаваться множеством вопросов: — А если кто-то захочет проснуться среди вечного сна, он оживет?

— Если сможет проснуться — то да. Во всяком случае, так должно быть, так было установлено, когда определялся порядок вещей.

Мати поморщилась: — Ты сказал это с таким выражением, словно это и не правда вовсе, а обман. Или заблуждение.

— Я не знаю, Мати. У меня собственный мир сна и я никогда не бывал в другом…

— Ты сам придумываешь себе сны?

— Я не сплю.

— Никогда?! Но разве это возможно?

— Конечно. Я бог, а, значит, для меня возможно все.

Она взглянула на него с тенью сочувствия: — Бедный! Во сне столько всего интересного!

Ее прервал взрыв смеха:

— Ты никак меня жалеешь! — это было так забавно, что Лаль хохотал и все никак не мог успокоиться. — Но почему? Я не вижу снов, но только потому, что живу ими!

— Твоя жизнь это сон?

— Да.

— А что будет, если ты проснешься?

— Ничего. Я никогда не проснусь. Я не хочу просыпаться!

— И все-таки?

— Мати, я уже говорил, что здесь действует закон желаний: чего ты хочешь, так оно и будет… — нет, он мог часами рассказывать о других, о своем мире, восхваляя его, представляя в лучшем виде и самом выигрышном свете, однако о себе не хотел говорить ни слова, ни полслова.

— Но ты был в этом мире один… Неужели тебе никогда не хотелось найти друзей?

— Хотелось.

— И поэтому ты нашел нас? А как? И как ты попал в мир за гранью пробужденья? Заснул здесь и проснулся там?

— Нет. Я ведь говорил, что не сплю! Это вы заснули там, а проснулись здесь! — на смену напряжению стало приходить раздражение, которое Лаль уже не мог скрывать. — Давай не будем об этом. Я становлюсь злюкой, когда вспоминаю, как поступили со мной другие боги во главе с моей сестрой!

— У тебя есть сестра?

— Была, — отрезал Лаль. Ему не хотелось говорить о ней.

— А я не знаю, был у меня братик или нет, — прошептала Мати. Ее острокрылые бровки сошлись на переносице. Она старательно пыталась вспомнить, но никак не могла, словно кроме этого сна ничего и не было вовсе. — Странно… — пробормотала она. — Лаль, почему я ничего ничегошеньки не помню с того самого момента, как пришла в твою землю? Я ведь знаю, что жила в краю яви… Но где? Тот мир красив? Мне было так же хорошо, как здесь? Наверное, нет, ведь иначе я бы не убежала сюда, верно? Мне было плохо там, да?

— Мати… — он собирался сказать, что да, она была одинокой, чувствовала себя всеми забытой и брошенной. Но промолчал. Нет, он не хотел, чтобы она вообще вспоминала о яви, думала о ней. — Какая разница? Забылось — значит, так было нужно, чтобы воспоминания не омрачали радость нынешнего дня. Не думай об этом. В памяти нет ничего хорошего. Когда вспоминаешь о плохом — боль и грусть минувшего дотягиваются до нас и в нынешнем дне, когда о хорошем — становится обидно, что его время минуло и назад нет возврата. Поверь мне, все так и никак иначе. Я знаю это по собственному опыту.

— Ты странный, Лаль. Ведешь себя как ребенок, а говоришь как взрослый…

— Это плохо?

— Не знаю, — она пожала плечами. Ей взгрустнулось… Девочка подтянула ноги к груди, обхватила их руками, положив подбородок на коленки. Ее взгляд скользил по глади озера — тихому, зеркальному покрывалу, в котором отражалось небо с плывшими по нему белоснежными облаками, впитывая в себя задумчивый покой.