Дорогой сновидений

Незаметно для окружающих, Шамаш покинул площадку между повозками, на которой, собрался почти весь караван, ожидая решения своей судьбы. Едва он удалился достаточно, чтобы людской дух ослабел, к нему подскочили золотые волки, закружились рядом, тихо поскуливая, стараясь привлечь к себе внимание хозяина.

"Ну что с вами? — колдун наклонился к ним, потрепал за загривки. — Чуете рядом беду?"

"Беспокойство, — волк чуть наклонил голову. Его губы трепетали, ловя дыхание ветра. — Все вокруг волнуются, даже ты. Это заставляет нас нервничать. Что происходит?"

"Да, — поддержала брата волчица. — Объясни. Мы должны знать. Только тогда мы сможем помочь".

"Ты ведь не откажешься от нашей помощи?" — волк глядел на Шамаша настороженно, словно боясь услышать отказ, приказ уйти и не мешаться под ногами, когда не в их власти что-либо сделать.

"Дети огня беспокоятся потому, что шестеро их малышей уже очень долго спят и никак не просыпаются", — задумчиво проговорил тот.

"Мы знаем. Мати тоже спит, — Шуллат тряхнула головой, потерла лапой нос. — Но ведь это не страшно. Все спят. Некоторые даже впадают в спячку на год".

"Караванщики — не жители снегов, — напомнил ей Шамаш. — То, что происходит сейчас, необычно. А все необычное внушает страх".

"Дети огня привыкли готовиться к худшему, — Хан лег в снег, не спуская с хозяина взгляда поблескивавших рыжих глаз. — Поэтому и беспокоятся, имея на то лишь отдаленную причину. Зачем? Все что случится — случится. Нужно бороться с тем врагом, который стоит перед тобой, а не думать о том, который может ждать за горизонтом. А может и не ждать…"

"Не сердись на нас, но брат прав, — скульнула волчица. — Так они только призывают беду на свои головы. Скажи им — пусть успокоятся…"

"Или то, что тревожит тебя — тоже сон?" — спросил хозяина Хан.

"Да".

"Но почему? Шамаш, если бы вокруг было хоть что-то угрожающее, мы бы почуяли беду".

"У сна иная природа. Он — отец миражей и обманов. В нем все может стать совершенно иным быстрее, чем здесь меняется направление ветра. То, что было светом, может на самом деле оказаться мраком. Или стать им спустя мгновение".

"Но он никогда не убьет спящего, ибо живет им".

"Да, вы правы. Но это не все. Сон также умрет, если спящий проснется. Ему нужно, чтобы пробуждение не случилось никогда. Если бы у сна было свое собственное сознание, которое не захотело бы идти навстречу концу, оно постаралось бы стереть из памяти спящего все, что находится по иную грань реальности…"

"Сон — всего лишь картинка".

"Скорее — зеркало. И если чего-то нет по одну сторону отражений, то этого нет и по другую".

"Ты имеешь ввиду, — волки насторожились, — что этот сон опасен бодрствующим? — они не задумывались над этим. Все казалось им однозначным — или одно или другое, или нападают на тебя, или не нападают вовсе. А так получалось… Они замотали рыжими головами, словно отгоняя наваждение. Все это было выше их понимания. — Но если все так, как мы сможем помочь! Наш дух подвластен сну. Таков закон. Мы не в силах встать над ним!"

"Тот, кто подчинен, порою способен сделать куда больше, чем свободный".

"Например?"

"Заметить перемены, едва они начнут касаться мира яви".

"Да, — глаза зверей радостно сверкнули. — Это мы можем! — они, еще мгновение назад сидевшие на снегу, вскочили на лапы, закружились, задирая кверху заостренные морды. — Прикажи!"

"Сойдите с тропы. Отбегите чуть в сторону от каравана. И следите, внимательно следите за тем, что будет происходить".

"Но чего нам ждать? Что искать?"

"Того, что будет необычным, нереальным… Воздушной трещины, зеленого дерева посреди снегов, поворота или тупика".

"Да… Мы поняли. И расскажем тебе, едва случится какая-то странность", — Хан убежал в снега, в то время как Шуллат задержалась.

"Господин…" — в ее взгляде была настороженность, соединившая воедино сомнение, предчувствие и страх.

"Да, Шуллат?" — он повернулся к ней.

"Ты чего-то недоговариваешь…"

Вздохнув, колдун чуть наклонил голову в знак согласия.

"Почему? Нет, не так. Чего? Скажи, я должна знать! У меня такое чувство, что это важно, очень важно для меня!" — волчица заскулила, ее губы подрагивали, в глазах была мука боли.

"Так нужно…"

"Ты… Ты привел в караван других небожителей…"

"Чтобы они помогли".

"Да, конечно, просто… Я не понимаю, что они могут сделать!"

"Дети отравились ягодами Меслам…"

"Ты знаешь, что собой представляют эти плоды?" — чуть наклонив голову, спросила его волчица.

"Только из легенд".

"В твоем мире их не было?"

"Не знаю. Может быть, они просто по-другому назывались".

"Если так, то их не было. Иначе ты бы не забыл их, узнал, какое бы имя они не носили. Ягоды Меслам — нечто особенное. Они — яд, но не отрава".

"Что ты хочешь сказать?"

"Ими нельзя отравиться. Ими можно только отравиться", — она использовала один и тот же образ, однако вкладывала в каждый из них особенный смысл. Может быть, поэтому, поняв разницу, он не понял, в чем она состояла.

"Объясни", — попросил он.