Дорогой сновидений

Колдун, наклонив голову к плечу, замер, не спуская с волка взгляда черных глаз, мерцавших глубинным, своим собственным, а не отражением пламени сосудов с огненной водой, огнем. В его душе все еще сохранялось беспокойство, которое, однако же, уже начало вытеснять умиротворение, когда с каждым новым мигом, с каждым новым вздохом своих спутников Шамаш понимал, что опасность миновала.

— М-мх, — первым, что услышал Атен, приходя в себя, был его собственный стон.

Хозяин каравана чувствовал себя так, словно всю последнюю неделю пировал, не останавливаясь ни на миг. Голова была тяжелой и жутко болела, перед глазами все время кружились, словно пчелиный рой, какие-то красноватые точки, в животе была тяжесть, во рту — горечь и вообще казалось, еще немного, и его вывернет наизнанку.

Сколько Атен ни старался, он никак не мог вспомнить, что же произошло. Вообще-то, хозяин каравана не был любителем залить за ворот, хотя не видел ничего такого и в том, чтобы выпить после тяжелого дозора на пронизывавшем ветру и жгучем морозе снежной пустыню наперсток-другой огненной воды, разумеется, не той, которой обогревались повозки, а очищенной, настоянной на различных травах и ягодах и разбавленной водой… Но сейчас он чувствовал себя так, словно, перестав соображать, что делает, вылил в себя содержимое лампы. И, судя по тому, как сильно его мутило, он почти что поверил — так оно и было.

"Интересно, в честь чего было веселье? — подумал Атен. Он повернулся на бок, чтобы было удобнее вставать. — Надеюсь, я додумался завалиться спать в командной повозке и не напугал своим видом дочку?" В караване все на виду и очень на многие вещи, которые скрывают от посторонних глаз в городе, здесь смотрели спокойно и безо всякого смущения, как на нечто обычное, само собой разумеющееся. И, все же… Все же Атен считал, что это не правильно, когда дети видят своего родителя в таком виде. Как они смогут после этого уважать его, без упреков и сомнений следовать его дорогой, имея возможность убедиться, как нетвердо он стоит на собственных ногах?

Караванщик сощурился, огляделся вокруг и в первый миг вздох облегчения сорвался с его губ, когда он понял, что не в своей повозке. Но уже через мгновение он к немалому удивлению осознал, что это и не командная повозка. Атен насторожился, озабоченно свел брови, сжал губы, силясь вспомнить хотя бы что-нибудь из событий последнего времени. Но в голове была совершенная пустота.

Он перевернулся на другой бок и тотчас увидел Шамаша, сидевшего возле священного волка. Вот бог солнца поднял голову, посмотрел на караванщика. Их глаза встретились… И стоило Атену заглянуть в них, как он вспомнил все.

Губ Шамаша коснулась улыбка.

— Я рад, что ты, наконец, очнулся, — тихо проговорил он.

— Эо ё я еи, — он хотел сказать: "Это все яд змеи", но не смог. Караванщик даже сам удивился, каким хриплым и скрипучим оказался его голос, как неуверенно, нетвердо, искажая слова почти до неузнаваемости, он звучал. Язык распух и стал неповоротливым, сухие, потрескавшиеся губы не слушались, любое движение причиняло боль, разбиваясь трещинками, из которых сочилась соленая кровь, во рту было совершенно сухо, горло першило, и как Атен ни старался, ему не удавалось сглотнуть горький комок.

А потом он вспомнил все, что предшествовало встрече со снежной змеей, что вынудило его покинуть тропу каравана и углубиться в снега пустыни. — Ма-и! — он оперся на локти, силясь приподняться, но Шамаш остановил его.

— Лежи. Не трать понапрасну силы. Твое тело справилось с ядом, но все еще очень слабо.

— Ма-и! — упрямо повторил Атен. Он понимал, что не должен докучать вопросами богу солнца, которому он и так очень многим обязан. Лишь одному небожителю известно, что Ему пришлось сделать, к каким силам прибегнуть, чтобы сохранить хозяину каравана жизнь. Но сердце отца не могло успокоиться до тех пор, пока не узнает, что с его дочерью все в порядке.

— Малышка вернулась в караван, — не спуская с собеседника взгляда, проговорил Шамаш. — У меня не было времени проведать ее, но я чувствую — она рядом… — он заглянул в глубь его глаз: — Понимаю, что тебе не достаточно моих слов, что ты хочешь убедиться во всем сам, но сейчас для этого еще не время. Обожди хотя бы несколько часов. Все в караване молились за тебя, делали все, что могли, стремясь продлить твои дни. Нельзя чтобы эти усилия были потрачены напрасно…

Атен откинулся обратно на подушки. Но его сердце продолжало нервно биться, а разум вновь и вновь пронзали своими острыми иглами холодные мысли — недобрые предчувствия. Он подбирал слова, чтобы объяснить свою тревогу, но в тот самый момент, когда, наконец, разжал губы, полог повозки приподнялся и в нее забрался Лигрен.

Лекарь принес с собой большой глиняный горшок с отваром и несколько широких плошек. Увидев, что хозяин каравана пришел в себя, он облегченно вздохнул:

— Вот и отлично, — не медля, он пододвинулся к Атену, плеснул в плошку немного целительной влаги и поднес к губам караванщика: — Выпей. Это вернет тебе силы.