Дорогой сновидений

— Нет! — Атен решительно качнул головой. Это место было связано с воспоминаниями, от которых до сих пор веяло холодом. Его всего передернуло. — Впрягайте оленей, выстраивайте повозки в цепь… — ему даже больше не казалось невозможным отправиться в путь, не разжигая огонь. Все лучше, чем оставаться на этом проклятом месте. — И гляди во все глаза. Мало ли что еще может произойти.

— Да уж. Если Губитель решил с нами покончить, с чего Ему останавливаться на половине пути?

— Ты слишком много о себе возомнил. Богу погибели никогда не было никакого дела до смертных. Он ведет сражение за власть над мирозданием, и в этом бою люди — беспомощные жуки под ногами его воинов — когда Ему нужно, Он пользуется нашей желчью и яростью для достижения своей цели, а нет — убивает без разбору, даже не замечая этого.

— Губитель понимает, что мы дороги богу солнца. Возможно, обращая свою силу против нас, он метит в господина Шамаша…

— Если все так… — Атен нахмурился. Он не задумывался об этом прежде, а сейчас, когда Лис заговорил, начал понимать, что все действительно может быть именно так. Ведь нечто подобное произошло и в прежнее время легенд. Если бы бог солнца не отдавал всего себя заботам о мире смертных, Губитель не застал бы Его врасплох… И вот теперь… "Неужели все повторяется? Неужели Его привязанность к нам — та слабость, которой вновь и вновь будет пользоваться Враг в стремлении победить сильнейшего противника?" — И что же делать? — сорвалось у него с губ.

Лис только развел руками. Воин, он знал о сражениях все, что было возможно узнать о них в мире, в котором все мало-мальски серьезные войны закончились за вечность до его рождения, оставив потомкам победителей лишь воспоминания-легенды да мелкие стыки с разбойниками.

— Ты ведь не можешь просто взять и сказать господину Шамашу: "Уходи из каравана. Соединение божественной и земной дорог опасно для Тебя…" Да когда Он вообще думал о себе? Брось!

— Ладно, — караванщик, оглядевшись вокруг, с шумом выдохнул. — Давай не будем тратить время на разговоры, которым место в храме.

— Пойдешь к Нему?

— Раз иного пути нет… — он повернулся. — Лис, — на миг остановившись, бросил он через плечо. — У меня только будет к тебе одна просьба…

— Я слушаю.

— Пошли кого-нибудь из рабынь к моей дочке. Сейчас в повозках холодно, а девочка спит. Пусть служанка получше укутает малышку одеялами и вообще посидит с ней рядом… Мало ли что.

— Не беспокойся: я все сделаю…

Забравшись в повозку, Атен поспешно задернув за собой полог, чтобы не напускать внутрь холод снежной пустыни.

Хозяин каравана ожидал застать рядом с богом солнца лекаря и Евсея, но Шамаш был один. Он лежал, откинув голову на жесткие травяные подушки, накрывшись по пояс своим старым черным плащом. Его глаза были открыты, но никто не мог бы сказать, куда был обращен взгляд — на оленьи шкуры, ограничивавшие внутренний мир повозки, скрытое за ними небо, бескрайние просторы мироздания или еще дальше, за грань всего сущего.

— Шамаш, я… — сперва он медлил, тянул слова, словно не зная, что сказать или сомневаясь, стоит ли вообще что-либо говорить, но потом, поняв, что останавливаться поздно, заторопился, не желая отвлекать внимание бога ни на мгновение больше того, что было необходимо для продолжения пути. — Я хотел спросить насчет огня. Мы можем разжечь его вновь?

— Да, — тихо проговорил тот, наверное, впервые за все время пути ограничившись лишь этим кратким, ничего не объяснявшим ответом.

Кивнув, Атен сглотнул ком, подкативший к горлу. Ему было больно видеть своего повелителя таким — усталым, слабым, отрешенным.

"Если Губитель нападет на Него сейчас…" — мелькнула у него в голове навевавшая ужас мысль, заставив караванщика застонать.

— Могу ли я что-нибудь сделать для Тебя? Позвать Лигрена? Или Сати? Лис говорит, что девочка обладает даром целительства…

— Я не ранен и не болен, а просто устал, — прозвучало в ответ. — От усталости же лечит лишь время. Ничего. Оно — искуснейший из лекарей… Торговец, я чувствую, ты хочешь меня о чем-то еще спросить, но не решаешься задать вопрос. Не бойся за меня. Сейчас мне было бы тяжело прибегать к магии, но разговор утомит не больше, чем приходящие в голову мысли, на которые я не могу найти ответ. Спрашивай.

— Ты исцелил нас от безумия… Но почему же беспокойство не покинуло душу?

— Одно не связано с другим. Их приход лишь совпадает во времени.

— Я понимаю, что Мати только спит. Но, может быть, это не простой сон. Она была в пустыне, и…

— Нет, — бог солнца прервал его размышления вслух, не дав им сложиться в цельную картину. Он помрачнел, брови сошлись на переносице, черные глаза холодно заблестели. — Пустыня тут ни при чем. Она — ее дом, радость и надежда. Девочка должна была вернуться счастливой, нашедшей себя, уверенной, что все беды уже позади и ничто не сможет встать преградой на ее пути, — он качнул головой, затем чуть слышно добавив: — Что-то пошло не так…

— Но тогда… Если дело не в пустыне… Шамаш, значит, это я во всем виноват. Мне следовало довериться Тебе, не бросаться вслед за ней в погоню… Тогда бы ничего не произошло…