Дорожные работы

Он всегда проезжал по Стэнтон-стрит, останавливал машину и вылезал, чтобы посмотреть, насколько продвинулись за день строительные работы по продолжению автомагистрали номер 784. Дорожная компания возвела специальную платформу для зевак – в основном это были старики и посетители окрестных магазинов, – на которой в дневное время яблоку было негде упасть. Люди выстраивались вдоль металлических рельсов ограждения, словно глиняные утки в тирах; выпуская изо рта облачка пара, они глазели на экскаваторы, бульдозеры, грейдеры и скреперы, с детским любопытством следили, как специалисты колдуют над геодезическими инструментами. Господи, с какой радостью он перестрелял бы их всех.

Однако ночью, когда температура падала ниже двадцати, на западе багровела горькая ленточка заката, а на свинцовом небе холодно загорались тысячи звезд, он мог безмятежно следить за дорожными работами в полном одиночестве. Минуты и часы, которые он там проводил, приобрели для него особую важность – каким-то непонятным образом они словно перезаряжали его организм, помогали ему сохранять хотя бы частичную ясность ума. В эти минуты, что предшествовали его длительным ночным возлияниям, постепенному погружению в ступор, неизбежным поползновениям позвонить Мэри и путешествиям по стране Трагедиландии, он был самим собой, хладнокровным и трезвым. Вцепившись в холодное ограждение, он пялился на строительную площадку, пока пальцы его не немели, делаясь такими же бесчувственными, как сами рельсы, и становилось невозможным различить, где кончается его внутренний мир – мир живого человека – и где начинается мир машин, кранов и зрительских трибун. В такие минуты уже ни к чему было предаваться горестным, разъедающим душу воспоминаниям, а можно было оставаться самим собой. В такие минуты он ощущал, как его собственное горячее естество пульсирует в холодном безразличии ранней зимней ночи; он ощущал себя настоящей личностью, даже почти целостной.

Но сейчас, бешено мчась по автостраде, еще в сорока милях от трибун Уэстгейта, он вдруг заметил на обочине одинокую фигурку в куртке и черной вязаной кепочке. В руках у фигурки он разглядел (даже удивительно – при таком-то снегопаде!) плакат, на котором крупными буквами было выведено: ЛАС-ВЕГАС, а внизу четко и лаконично: ИНАЧЕ – КРЫШКА!

Он резко затормозил, чувствуя, как врезается в живот и грудь ремень безопасности, и поневоле возбуждаясь от резкого визга тормозов. Он остановился ярдах в двадцати от фигурки, которая, заткнув плакатик под мышку, бегом кинулась к нему. Что-то в движениях и очертаниях силуэта подсказывало ему: перед ним девушка.

Открыв дверцу, она впорхнула в машину.

– Уф, спасибочки!

– Не за что. – Кинув взгляд в зеркальце заднего вида, он тронулся с места, быстро набрав прежнюю скорость. Впереди вновь расстилалось бескрайнее асфальтовое полотно. – Далековато до Вегаса.

– Это точно. – Она улыбнулась дежурной улыбкой, предназначавшейся любому, кто бы сказал, что до Вегаса далековато, и стащила перчатки. – Не возражаете, если я закурю?

– Нет, пожалуйста.

Девушка достала пачку «Мальборо».

– Хотите?

– Нет, спасибо.

Она вставила в рот сигарету, вынула из кармана куртки коробок спичек, зажгла сигарету, глубоко затянулась, выдохнула облачко дыма, от которого ветровое стекло на мгновение затуманилось, спрятала «Мальборо» со спичками в карман, развязала синий шарфик и сказала:

– Даже не представляете, как я вам благодарна. Почти в ледышку уже превратилась.

– Долго ждали?

– Почти час. Последний водитель оказался пьян в стельку. Мне чудом сбежать удалось.

Он кивнул.

– Я подброшу вас до конца автострады.

– До конца? – Она посмотрела на него. – Вы что, в Чикаго едете?

– Что? О нет. – Он назвал ей свой город.

– Но ведь автострада и дальше продолжается. – Она вытащила из другого кармана дорожную карту, затрепанную по углам от частого использования. – Во всяком случае, если верить этой карте.

– Разверните ее и посмотрите внимательнее.

Девушка послушалась.

– Какого цвета наша автострада?

– Зеленого.

– А какого цвета та ее часть, что идет через город?

– Тоже зеленого, но обозначена пунктиром. А, так она… Черт побери, так она еще не достроена?

– Вот именно. Знаменитое на весь мир продолжение автострады номер семьсот восемьдесят четыре. Так что, девушка, вам никогда не добраться до Вегаса, если не будете читать карту повнимательнее.

Она уткнулась в карту, едва не касаясь ее носом. Кожа у нее была гладкая и нежная, но сейчас, должно быть, от морозца, щеки и лоб разрумянились. Покраснел и кончик носа, с которого свешивалась капелька влаги. Коротко – и не слишком аккуратно – подстриженные волосы. Сама, наверное, стриглась. Цвет красивый – каштановый. Жалко такие стричь, а уж тем более – плохо. Как назывался этот чудный рождественский рассказик О’Генри? «Дары волхвов». Кому ты купила эти замечательные часы на цепочке, маленькая бродяжка?

– Зеленая дорога снова начинается в Лэнди, – сказала она. – Это очень далеко от окончания автострады?

– Миль тридцать.

– Черт!

Она снова углубилась в изучение карты. Мимо промелькнул указатель шоссе номер 15.