Доржи, сын Банзара

Данзанов подмигнул Ганижабу и прищелкнул языком.

— Увезете Жалму, а через несколько дней и Балдан явится. Он Мархансаевых терпеть не может, только из-за Жалмы и живет у них.

— А если Балдан женится на Жалме и оба уйдут от меня?

— Пригрозите, что последний халат у него с плеч сдерете, Голым прогоните, если он захочет жениться. А Жалму… Жалму себе возьмите. Днем она вам будет всякую работу делать, а ночью… ночью чай подносить.

Оба засмеялись, захихикала и Янжима.

Посредине тээльника Ухинхэна пылает костер, похожий на невиданный яркий цветок. Над этим цветком, как золотые пчелы, порхают тысячи искр. Вдали от костра — чья-то телега с одним колесом. От костра к телеге и обратно, ряд за рядом, дружно движутся парни и девушки. В вечернем воздухе звучат песни, сменяются мотивы — то быстрые и веселые, то протяжные и грустные. Давно не слышал Доржи этих песен.

Впереди всех длинный ряд — не меньше десяти девушек. В середине — Янжима Тыкшиева. Так и звенят ее украшения: цепочки, ожерелья, брошки. На ней шелковый халат с крупными яркими узорами. Лицо Янжима прячет в белый платок, будто она застенчивая, стыдливая… За этим рядом идут, тесно прижавшись друг к другу, пастухи и пастушки, дочери бедняков, молодые женщины Ичетуя.

Вот в первом ряду пошептались и запели зло, насмешливо!

Где ваши быстроногие кони,Чтобы звенеть степною дорогой?Где ваши золотые кольца,

Чтобы украсить пальцы ваших рук?

Еще звучит тягучий мотив этой песни, а парни и девушки уже отвечают на нее, будто наступают на полы нарядных халатов:

Длиннохвостых ваших скакуновВ дальней дороге испытаем,Холеные ваши рукиНа трудной работе испытаем…

Доржи стоит с братьями, слушает. Он различает звонкие голоса Дулсан и Жалмы. В переднем ряду еще шепчутся, еще не успели заквасить новую злую песню, а пастухи и пастушки уже дружно поют::

Каурый конь прыгает,Как бы не потерял он свою подкову…Янжима Тыкшиева гордится,Как бы не наступила на свою косу…

Дочери богачей начинают новую песню, но их перебивает громкая песня бедняков:

Юртами богатыми мы не гордимся,Душами честными горды мы,Конями подкованными зачем хвалиться,Лучше в справедливости состязаться.

Доржи рад, что пастушки не дают себя в обиду.

Пришел пьяный Гомбо Цоктоев. Халат на «нем длинный и широкий, оторочен красным бархатом — точь-в-точь как у тайши. Кушак потерял где-то… На спине пятно: упал, видно, в коровий навоз. На каждом шагу спотыкается, наступает-на полы.

— Эй, здесь ли Бадмаев?

— Какой? Бадмаевых много.

— Тот, что у живого барана курдюк отрезал.

— Я, — отозвался незнакомый парень. — Только вранье это.

Доржи вспомнил: в улусе говорили, что по наговору Гомбо Цоктоева был избит какой-то Бадмаев… Курдюк у барана оторвал волк, а Цоктоев сказал на парня.

— Бобровский зовет, — заплетающимся языком продолжает Цоктоев. — Подать, подать отдавай!

— А тебе какое дело?

— Узнаешь, когда со спины семь ремней спустят.

— Не грозись. Не боюсь я твоего Бобровского.

— Испугаешься. Еще заплачешь.

— А тебе-то что?

— Как — что? — закричал Гомбо. — Да знаешь ли ты, кто я? С кем говоришь, знаешь?

— Знаем, знаем. Все тебя знаем, — раздается несколько голосов. — Со спины узнавать научились.

У костра смех. Старики греют над огнем руки, курят трубки.

— Нет, вы меня не знаете! Я Цоктоев. Не смейтесь… Кто украл мой кушак? Все вы воры. Все пойдете по дороге Еши Жамсуева. Я честный, у меня ключи от казенного амбара. Придете ко мне с пустыми мешками, а я вам — вот! — Цоктоев показал кукиш. — Узнаете, когда мы с Бобровским спины вам почешем…

— Цоктоев, иди спать, пока тебя не проводили, — советует Мунко-бабай.

— Я вас всех знаю, — не унимается Цоктоев. — Вот ты мне ответь: босиком или в краденых унтах явился?.. Голь. У вас в доме чашки мутной воды не найдешь, курильщики без кисета…

— Ты пьян, Гомбо. К твоей дурости прибавилась дурость араки. Иди спать, а то у многих кулаки чешутся, — говорит Холхой.

— Что? Что ты сказал? Я не забыл, как ты перед Жамсуевым накануне скачек угодничал. Думал, однако, что он тебе лишнюю чашку муки даст из казенного амбара.

Чувствуется, что вот-вот вспыхнет драка. Подходит Янжима с подругами, уговаривает пьяного.

— Не нужно пить, если не умеешь держать язык за зубами, — говорит Мунко-бабай.

— Не учите. Мы с тайшой в Кяхте недавно самые лучшие вина пили. У тайши вот такая куча денег, больше, чем листьев в лесу.

— Ой, какой ты счастливый, Цоктоев! — смеется кто-то. — Каждый день у тайши палочку от шашлыка облизываешь. И язык не наколол!

— Уведи, Янжима, жениха, пока он не споткнулся да в яму не упал.

— И в костер может свалиться.

— Еще и спасать придется. Лишняя забота.