Досье на Шерлока Холмса

Под предводительством Уиггинса они помогали Холмсу по крайней мере в двух расследованиях. Это «Этюд в багровых тонах» в марте того года и «Знак четырех» семью годами позже, в сентябре 1888 года, – к тому времени их численность увеличилась до двенадцати человек. В обоих случаях возглавлял этих мальчишек парнишка по имени Уиггинс. Если его завербовали в возрасте десяти-одиннадцати лет, то во время расследования дела о «Знаке четырех» ему было лет семнадцать-восемнадцать. Уотсон пишет, что он был «повыше и постарше других», но прилагательное «маленький», употребленное по отношению к нему в том же абзаце, говорит о том, что он был ниже ростом, чем сверстники, питавшиеся лучше. Не исключено, что «Уиггинс» – имя нарицательное, которым Холмс называл любого из ребят, выступавшего от имени всех. Один из мальчишек с Бейкер-стрит стоял на часах у жилища Генри Вуда в Олдершоте, когда в 1889 году расследовалось дело о «Горбуне»[29]

.

Лондон кишел такими уличными мальчишками, как обнаружил доктор Барнардо[30], занимаясь ими в Ист-Энде. Некоторые были сиротами или сбежали из дому от жестокого обращения, но многих выставляли на улицу родители, которые были слишком бедны, чтобы прокормить своих детей. Оборвыши получали несколько монет, подметая перекрестки или выполняя мелкие поручения. Когда не было возможности заработать такими законными способами, они воровали продукты с тележки уличного торговца или питались остатками овощей и фруктов, которые находили в канавах.

Холмс тщательно выбирал из их числа самых умных и толковых. Как-то раз он сказал Уотсону, что это бесценные помощники, так как они могут пробраться куда угодно и услышать все – в отличие от полицейского, с которым некоторые люди остерегаются говорить открыто. Суммы в шесть пенсов или шиллинг в день на каждого, которые платил им Холмс за услуги, должны были казаться этим мальчишкам целым состоянием.

Вероятно, у Уиггинса был постоянный адрес, так как в «Знаке четырех» Холмс послал ему телеграмму, велев явиться с докладом вместе с его отрядом на Бейкер-стрит. Очевидно, никто из них не жил поблизости, так как Холмсу пришлось возместить Уиггинсу 3 шиллинга 6 пенсов – во столько обошлись расходы на проезд двенадцати мальчишек. Быть может, Холмс нанимал такую же группу уличных оборвышей, живя на Монтегю-стрит, хотя об этом не говорится ни в одном рассказе.

Он проявил осторожность и не позвал их на Бейкер-стрит 221b

, пока не завоевал репутацию идеального жильца в глазах миссис Хадсон. Но даже при этом появление шести чумазых мальчишек, ворвавшихся в ее дом, переполнило чашу терпения этой доброй леди. Ее возгласы отвращения побудили Холмса предостеречь Уиггинса, чтобы в дальнейшем докладывал он один, а остальные ждали на улице. Уиггинс явно пропустил мимо ушей эти указания, так как в «Знаке четырех» все двенадцать снова несутся по лестнице наверх, в гостиную, и Холмсу приходится повторять свое предупреждение.

Эти первые несколько недель были «медовым месяцем» Холмса и Уотсона в качестве соседей по квартире. Правда, были некоторые сомнения и недовольство со стороны Уотсона. В то время как он наслаждался, когда Холмс играл на скрипке «Песни» Мендельсона и другие любимые произведения Уотсона, он находил крайне несносной привычку своего компаньона класть скрипку на колени и извлекать из нее несвязные звуки, то грустные, то веселые. Зная о недовольстве Уотсона, Холмс непременно завершал эти раздражающие соло исполнением тех музыкальных пьес, которые тому нравились.

Как доктора, Уотсона также беспокоили те случаи, когда энергия Холмса покидала его и он целыми днями лежал на диване с безучастным взглядом, не произнося почти ни слова и не двигаясь. При других обстоятельствах Уотсон заподозрил бы, что Холмс употребляет наркотики, но безукоризненные привычки последнего исключали такой вариант. И только впоследствии Уотсон обнаружил, как сильно он заблуждался. По-видимому, Холмс делал инъекции у себя в спальне и тщательно скрывал доказательства своего пристрастия к наркотикам от Уотсона и миссис Хадсон.

Естественно, Уотсона одолевало любопытство относительно соседа. Поскольку у него не было друзей, которых можно было навестить, и почти нечем было занять время и ум, он на досуге наблюдал за Холмсом и предавался размышлениям о нем. Рана в ноге, полученная в битве при Майванде и казавшаяся тогда незначительной, болела – особенно когда за окном было холодно или сыро, и Уотсон мог выходить из дома только в мягкую погоду. В те зимние месяцы начала 1881 года он, наверно, был прикован к дому в течение долгих дней. Поскольку он не упоминает о раненом плече, оно, должно быть, зажило и не беспокоило его.

Уотсона особенно интриговал род занятий Холмса. Он явно не был студентом-медиком. Стэмфорд сказал об этом вполне определенно, а Холмс подтвердил, когда Уотсон спросил его напрямик. Но его занятия, пусть эксцентричные и бессистемные, говорили о том, что Холмс готовит себя к какой-то профессии. Но к какой? Все это сильно сбивало с толку.