Досье на Шерлока Холмса

События того утра 4 марта не прошли даром и для Холмса, поскольку показали ему, что Уотсон отнюдь не такой легковерный глупец, каким он его считал. Он увидел, что Уотсон не только обладает интеллектом и здоровым скепсисом, но и готов отстаивать свои позиции и откровенно выражать собственное мнение. В то же время Холмс был польщен искренним восхищением доктора по поводу его дедуктивного метода. Как впоследствии обнаружит Уотсон, Холмс был падок на лесть по поводу его профессионального мастерства, как молодая женщина – на комплименты ее красоте.

В конце концов, Уотсон, пожалуй, стоит того, чтобы им заняться, решил Холмс. Не устояв перед искушением доказать доктору, насколько обширны его таланты, он пригласил Уотсона присоединиться к нему в качестве наблюдателя в расследовании, описанном в «Этюде в багровых тонах». В письме, доставленном бывшим сержантом морской пехоты, инспектор Грегсон просил Холмса помочь в этом деле. Забавно будет также, если Уотсон станет свидетелем того, как Холмс в конце концов посадит в лужу полицию – а он не сомневался, что так и случится.

В то же время Холмс не мог не обыграть ситуацию, притворившись, что ему безразлично это дело. Он прекрасно знал, что Уотсон, теперь исполненный энтузиазма, придет в изумление и станет уговаривать его принять участие в расследовании. Это была тонкая игра, которую Уотсон не до конца понял. Правда, когда они прибыли в дом номер 3 по Лористон-Гарденз в Брикстоне, где было обнаружено тело Дреббера, его не обманула маленькая сценка, которую разыграл для него Холмс. До Уотсона дошло, что небрежность, которую демонстрировал Холмс, не спеша прогуливаясь по тротуару и озираясь с рассеянным видом, всего лишь позерство – и он был недалек от истины. Хотя в данном случае Холмс использовал те же методы, что и в других расследованиях, он, несомненно, утрировал неспешность предварительного осмотра места преступления, чтобы произвести впечатление на своего компаньона.

Как только началось расследование и было совершено второе убийство – на этот раз Джозефа Стэнджерсона, – Холмс оставил свои повадки примадонны и энергично взялся за решение загадки. При этом он применял методы научного анализа и дедукции с таким поразительным эффектом, что от скептицизма Уотсона не осталось и следа. Доктор был настолько впечатлен профессиональным искусством Холмса, что, когда дело было завершено, а убийца Дреббера и Стэнджерсона арестован и признался в преступлениях, Уотсон решил, что заслуги Холмса в качестве детектива-консультанта должны стать известными публике. Особенно раззадорила его статья в вечерней газете «Эхо», где вся честь раскрытия преступления приписывалась двум инспекторам Скотленд-Ярда – Лестрейду и Грегсону. Все произошло в точности так, как предсказывал Холмс.

Чувство справедливости и привычка к честной игре, а также восхищение побудили Уотсона заявить, что если Холмс не опубликует отчет об этом деле, это сделает он сам. Это было решение, принятое под влиянием порыва, и Уотсон ни разу не пожалел о нем за все годы, когда выступал летописцем многочисленных подвигов Холмса.

В этой роли он получил много упреков от исследователей шерлокианы. Однако следует помнить, что Уотсон не прошел профессиональную выучку в качестве секретаря или стенографистки. Правда, будучи студентом в Бартсе и Нетли, он привык записывать лекции и, следовательно, умел фиксировать наиболее важные факты. Он надеялся, что когда дело дойдет до того, чтобы изложить записанное более связно и подробно, память его не подведет.

Несмотря на его известную небрежность по отношению к датам и прочим фактам и цифрам, в целом он был одарен хорошей памятью. Лучше всего он запоминал разговоры и детали окружающей обстановки, а также людей, с которыми сталкивался, – особенно женщин. В его рассказах полно ярких описаний интерьеров и пейзажей – как лондонских, так и сельских. Вот, например, картина Дартмура осенью: «…лучи заходящего солнца превращали бегущие ручейки в золотые ленты, горели на поднятой плугом земле и густой чаще кустарника».

Столь же талантливо он описывает таких разных людей, как мисс Вайолет Хантер с ее «смышленым, живым» личиком, пестрым от веснушек, «как яичко ржанки», и Чарльза Огастеса Милвертона с его «большой умной головой» и «застывшей улыбкой»[31]

.

Холмс также метко схвачен им в разных настроениях. Вот он, например, сидит, скрестив ноги, на груде подушек, со своей старой вересковой трубкой во рту, когда при тусклом свете лампы размышляет над загадкой исчезновения Невилла Сент-Клера в «Человеке с рассеченной губой». Или разбивает гипсовый бюст Наполеона своим охотничьим хлыстом и «с победным криком» извлекает из-под осколков черную жемчужину Борджиа в «Шести Наполеонах».

Так же живо записывает Уотсон разговоры, тонко чувствуя разницу между выговором кокни мистера Шермана, чучельника с Пинчин-лейн, шотландским акцентом инспектора Мак-Дональда и напыщенной речью лорда Сент-Саймона.