Досье на Шерлока Холмса

Но хотя Холмс осуждает клиентов за скрытность, сам он не способен отказаться от удовольствия мистифицировать других. Даже Уотсона, своего близкого друга, он умышленно держал в неведении в ряде случаев. Например, расследуя дело о «Берилловой диадеме», Холмс ловко уворачивается от вопросов Уотсона, меняя тему. Занимаясь делом об исчезновении лошади, фаворита Серебряного, и смерти ее тренера, Джона Стрэкера, Холмс вводит в заблуждение не только Уотсона, но и владельца лошади, полковника Росса, а также инспектора Грегсона, который официально занимался этим расследованием. В данном случае у Холмса есть некоторое оправдание: он утаил истину, потому что преждевременное обнародование разгадки испортило бы театральную развязку. Холмс не мог устоять перед искушением ввести театральные эффекты в свое расследование – в этой слабости он признается в «Долине страха». «Уотсон уверяет, что в душе я художник, – замечает он. – Есть во мне это, я люблю хорошо поставленные спектакли».

Как только Холмс хорошо зарекомендовал себя в глазах миссис Хадсон и Уотсона, он вернулся к своим прежним привычкам: стал неаккуратен, поздно вставал. Иногда, пребывая в маниакальном состоянии, он позволял себе безответственные поступки – например, использовал гостиную в качестве тира, о чем уже упоминалось в четвертой главе.

И тем не менее на протяжении этого периода у Холмса определенно меняется характер, и он становится более зрелым. Одним из показателей этого является изменение его отношения к государственной полиции. С годами он стал меньше презирать офицеров полиции и их методы – даже Лестрейда, которого называет «лучшим сыщиком-профессионалом» в Скотленд-Ярде. В «Картонной коробке» Холмс замечает, что на инспектора можно положиться в плане недостающих фактов в деле, так как «несмотря на полное отсутствие ума, он вцепится, как бульдог, если поймет, что надо делать». Вряд ли Холмс сделал бы даже такой сомнительный комплимент несколькими годами раньше. Он также хорошо отзывается об инспекторе Грегсоне, называя его «первым умником в Скотленд-Ярде», правда лишенным воображения.

Но особенно ярко проявляется более терпимая позиция Холмса в его отношениях с инспектором Мак-Дональдом, молодым и умным офицером Скотленд-Ярда. Уотсон говорит, что хотя Холмс несклонен к дружбе, он хорошо относится к этому большому шотландцу. Он называет его «друг мой Мак-Дональд» и «мистер Мак» – в этом обращении звучит нежность. Как замечает Уотсон, Холмс искренне восхищается профессионализмом этого молодого человека.

Другая перемена – это готовность Холмса признать, что порой он бывает неправ. Вряд ли он поступил бы так раньше.

«Вначале я пришел к совершенно неправильным выводам», – признается он Уотсону в конце дела о «Пестрой ленте». Еще более откровенно высказывается он о своих недостатках в рассказе «Желтое лицо», действие которого происходит в Норбери. Он говорит Уотсону: «…Если вам когда-нибудь покажется, что я слишком полагаюсь на свои способности или уделяю случаю меньше старания, чем он того заслуживает, пожалуйста, шепните мне на ухо: „Норбери“ – и вы меня чрезвычайно этим обяжете»[35]

.

Занимаясь расследованием такого большого количества дел, Холмс уделял время и другим своим интересам. Если события рассказа «Картонная коробка» действительно имели место в августе 1888 года – то в 1887 году он опубликовал в «Антропологическом журнале» две короткие работы о человеческом ухе, уже упоминавшиеся во второй главе. Он также продолжал свои химические эксперименты, включая анализ ацетона и успешную попытку разложить углеводород.

Но, разумеется, больше всего времени он уделял расследованиям. Как мы видели, он занимался сорока пятью делами в год, причем на завершение некоторых из них уходило несколько недель. Дело Мопертюи заняло даже больше времени: оно тянулось свыше двух месяцев, и это было интенсивное и выматывающее расследование. Порой Холмс не показывался на Бейкер-стрит в течение нескольких дней и ночей.

Круг его клиентов был широк, и в него входили представители разных слоев общества – от скромной гувернантки с мизерным жалованьем, мисс Вайолет Хантер («Медные буки»), до состоятельного банкира Александра Холдера («Берилловая диадема») и самых богатых и знатных особ в стране, таких как сэр Генри Баскервиль и лорд Сент-Саймон («Знатный холостяк»). К концу этого периода к Холмсу обратились два еще более высокопоставленных клиента: папа римский, который попросил его расследовать дело о камеях Ватикана (для чего понадобилось присутствие Холмса в Риме), и король Скандинавии.

Однако Холмс не был снобом и одинаково относился ко всем своим клиентам, независимо от их положения. «Даю вам слово, Уотсон, – и поверьте, я не рисуюсь, – заявляет он в «Знатном холостяке», – что общественное положение моего клиента значит для меня гораздо меньше, чем его дело».