В 1943 году обвиняемые повторяют свои объяснения, согласно которым их сети занимались только антинацистской пропагандой. Даже захваченные радиопере-датчики якобы служили только для распространения «антифашистской» пропа-ганды. Тут, мол, и речи не было о шпионаже.
Затем проходят странные сделки и переговоры за кулисами суда, которому по-ручено провести процесс «Красного оркестра». Суд состоит из двух судей и из трех офицеров, заседает под председательством Александра Крэля во Второй палате, на глазах у Имперского военного трибунала Рейха.
Судья Крэль неоднократно защищает обвиняемых от нападок и даже оскорбле-ний прокурора Манфреда Рёдера, который, очевидно, практически не занимает-ся поиском истины, а хочет добиться смертных приговоров. После войны Грета будет говорить о Крэле как о человеке, у которого были «высокие духовные принципы и правильное понимание своей ответственности…»
В этот момент Мюллер поддерживает постоянную связь с судьями, в особенно-сти с адмиралом Максом Бастианом из Имперского военного трибунала. И вот во время вынесения приговора Бастиан решительно вмешивается, настаивая, что-бы, хотя Адам Кукхоф был приговорен к смертной казни 5 августа 1943 года и казнен, но его супругу Грету пощадили. Однако документы Рёдера и тех, кто пережил поражение, доказывают, что Грета играла весьма существенную роль, и не в пропаганде, а именно в функционировании советских разведывательных сетей в Германии, в то время как роль ее мужа Адама в этом была только второ-степенной!
Кто, следовательно, защитил Грету Кукхоф? Не было ли в полном подчинении у руководителей советской разведки в Германии кого-то, ради кого можно было пожертвовать десятками агентов из этих разведывательных сетей (около сотни их было арестовано между летом 1942 и летом 1943), ради того, чтобы сохра-нить некоторых, которыми Москва особенно дорожила?91
Около десяти случаев такого рода привлекли наше внимание, главным образом начиная с лета 1943 года, с момента, когда зондеркоманда («Sonderkommando», буквально особая команда, специальный отряд), создан-ная под исключительным руководством Гестапо-Мюллера, претерпевает не-сколько кадровых изменений. И эти люди, среди которых были следователи, надзиратели или жертвы, вдруг снова всплыли на поверхность после 1945 года в Восточной Германии — как и Грета Кукхоф.
7.3. Многозначительный анализ
К концу сентября 1942 года семьдесят членов «Красного оркестра», его немец-кого ответвления, находятся под замком. Два месяца спустя их уже больше ста. Добавляются те, кто, в свою очередь, был раскрыт в Бельгии, во Франции, в Центральной Европе, так, что министерство Генриха Гиммлера принимает реше-ние поставить на это досье наивысший гриф секретности, т. е. «Совершенно секретно. Только для Верховного командования». И, в самом деле, было весьма нежелательно, чтобы общественность в Германии и в оккупированной Европе смогла узнать, что организация такой значимости смогла нанести такой вред Рейху и так глубоко внедриться в его структуры.
Директива, датированная 12 июня 1942 года, требовала «более строгой органи-зации допросов». Книги, вышедшие в Москве в конце 1990-х годов, сообщают, что, несмотря на пытки и избиения, которым ежедневно подвергали заключен-ных, такие люди как Харро Шульце-Бойзен держались с мужеством. Он застав-лял себя заниматься гимнастическими упражнениями, всякий раз, когда он был в состоянии их делать. Его истязатели иронизировали: «Послушай, Харро, ты ведь не доживешь до ближайшей олимпиады в Москве!»
Гестапо-Мюллер восхищен поведением и идеологией обвиняемых. В своем до-кладе Гиммлеру, который тот пересылает Гитлеру, он в декабре 1942 года пи-шет: «Как констатируют протоколы допросов, обвиняемые борются не только против национал-социализма. В своем мировоззрении они уже настолько отда-лились от идеологии Запада, что рассматривают ее как безнадежную или боль-ную, и они не видят больше иного спасения для человечества, чем на Востоке».
Лишенный какого-либо чувства жалости, Мюллер здесь, сам того не осознавая, высказывает свои собственные мысли. Ведь он не только еще с конца 1920-х годов восхищается техникой и функционированием советской тоталитарной власти, но он также считает, что Запад безнадежен или болен, и что лишь на Востоке есть способ, который мог бы остановить и повернуть вспять этот про-цесс.
До настоящего времени это место в его докладе оставалось незамеченным, между тем, мысли Мюллера, представленные в нем, совпадают с тем, о чем он весной 1943 года говорил Вальтеру Шелленбергу.