Досье Сарагоса

Последний писал так: «Серьезные подозрения относительно искренности его (Мюллера) работы против России у меня впервые возникли весной 1943 года после окончания совещания атташе по делам полиции в иностранных государ-ствах. Мюллер, мои отношения с которым становились все более враждебными, в тот вечер был подчеркнуто корректен и вежлив. Я думал, что это оттого, что была уже почти ночь, и он порядком успел напиться, но вдруг он сказал, что желал бы поговорить со мной. Разговор пошел о «Красном оркестре». Он весьма настойчиво стремился выяснить причины, которые крылись за фактами измены, и хотел получить представление об образе мыслей, на основе которых такая измена стала возможной.

— Я думаю, — сказал тогда Мюллер, — что, по вашему собственному опыту вы должны признать, что советское влияние в странах Западной Европы нашло распространение не только среди рабочего класса; оно завоевало привержен-цев и среди образованных людей. Я оцениваю это как неизбежное историческое явление нашей эпохи, в особенности если принять во внимание духовную анар-хию западной культуры, в которую я включаю и идеологию Третьего рейха. Национал-социализм не более чем куча отбросов на фоне безотрадной духов-ной пустыни. В противоположность этому в России развивается единая и со-вершенно не поддающаяся на компромиссы духовная и биологическая сила. Цель коммунистов, заключающаяся в осуществлении всеобщей духовной и ма-териальной мировой революции, представляет собой своеобразный положи-тельный заряд, противопоставленный западному отрицанию.

Изумленный Шелленберг слушал, как Мюллер, обычно мало словоохотливый, излагал невероятные речи от имени человека, которого до тех пор считали экс-пертом и охотником за головами коммунистов. Мюллер, впрочем, настойчиво продолжал, напомнив о своем скромном происхождении, своем восхождении от рядового полицейского, и о том, что он «не завяз в закостенелом оптимизме консервативной традиции». И, упомянув о Шульце-Бойзене, о Харнаке, и о дру-гих он продолжил: «Они чистые интеллигенты, прогрессисты-революционеры, которые всегда стремились достигнуть окончательного решения, которые заня-ли твердую позицию, которая отсутствует у большинства наших западных ин-теллигентов, исключая, возможно, некоторых эсэсовцев».

Эта своеобразная восхищенная проповедь заканчивалась так: «Если бы мне позволено было высказаться по этому вопросу, то мы заключили бы соглашение с ним (Сталиным) в кратчайший срок. Это был бы такой удар по зараженному проклятым лицемерием Западу, от которого он никогда не смог бы оправиться».

Эту спонтанную прямоту стоит запомнить. Шелленберг не смог воздержаться от иронии: «- Превосходно, товарищ Мюллер. Давайте сразу закричим «Хайль Сталин!», и наш маленький папа Мюллер станет главой НКВД.

Он посмотрел на меня, в его глазах таилась зловещая усмешка.

— Это было бы превосходно, — ответил он презрительным тоном, и его баварский акцент проявился сильнее. — Тогда бы вам и вашим твердолобым друзьям бур-жуа пришлось бы качаться на виселице».

Даже если предположить, что Мюллер тогда еще не был активным попутчиком Советов — а у нас есть достаточно много важных причин, чтобы считать, что он им уже был — то он действительно очень хорошо представлял себе весной 1943 года, что нечто вроде национал-советизма должно было скоро прийти на смену национал-социализму, против Запада. Для него не было важным, что этот тота-литаризм опирался на мощнейший полицейский фундамент, дополненный кро-вавыми чистками и Гулагом, о существовании которого он не мог не знать. Он не сомневался, что в этом фундаменте нашлось бы место и для него, «великого полицейского».

Когда в 1946 году одна из секретарш Мюллера описывала мне его, мне каза-лось, что она специально ругала своего шефа, характеризуя его так, как мне бы этого хотелось. В конце концов, эта фройляйн «Эдит» Мюллер была в то время только маленькой служащей, а не одной из трех руководителей его секретариа-та. Будущему суждено было доказать, что она была права. В любом случае, Шелленберг в 1943 году уже знал, что он должен был с недоверием относиться к Гестапо-Мюллеру, который не мог не знать, что Гиммлер, без ведома Гитлера, поручил ему прозондировать в Скандинавии шансы на компромиссный мир. Он не доверял ему настолько, что в своих мемуарах он добавил: «В конце 1943 го-да я узнал, что Мюллер установил контакт с разведывательными службами рус-ских».