Достояние павших

Его отец сражался хорошо, он срубил человек пять, когда то ли вражеский клинок, то ли стрела настигли его, но он все-таки был прежде всего кузнецом. Мастером меча оказалась мать. Она была столь быстра, что даже теперь, в воспоминаниях Тис не мог различить ее движений. Только когда уже стрела торчала в ее плече, он начал узнавать те жесты, которым Дилис обучал и его самого. И те движения, которые Дилис, наверное, не успел ему показать. И те, которые его мать явно почерпнула из других источников. Она была уже окружена трупами и с трудом держалась на ногах, пусть и оставалась прекрасной, даже будучи истерзанной и вымазанной в крови, но Алаин шагнула к ней лишь тогда, когда еще одна стрела пронзила Мэтт ногу, а в спину вонзились сразу два ножа Дейка. Но даже это не помогло голубоглазой. Ее удар был парирован, а рукав обагрен кровью. Мэтт шаталась, но ждала следующего выпада, собираясь сражаться до конца. Алаин рычала от ненависти, но приблизиться снова – боялась. Правильно боялась.

– Кончай ее, Файп! – засмеялся, подбрасывая ножи на ладонях Дейк. – А не то мы лишимся еще и сестрички!

– Не хотелось бы лишать ее сладости мести, – процедил сквозь зубы высокий и натянул тетиву. – Но лучше выровнять шансы.

Мэтт сумела отбить стрелу от груди, но та все же вспорола ей в плечо. В другое плечо вошел брошенный Дейком третий нож, и Алаин этим воспользовалась, ткнув Мэтт клинком в горло. И этот удар, который Тис ясно увидел именно теперь, в воротах крепости, как будто лишил его сил.

И вместе со слезами, полившимися из глаз, исчезла и земля под ногами.

Он пришел в себя через минуту или через две. Его несли на руках. Точнее, его нес на руках светловолосый воин, глаза которого были закрыты светлыми прядями, но от которого исходили сила и спокойствие. Он мог быть только воином, хотя на нем не было доспехов и ножны его меча не стучали по высоким ступеням лестницы. Он был одет в простое котто, но руки этого воина казались выкованными из железа.

– Пришел в себя? – кивнул воин, не позволив себе ни улыбки, ни снисходительного тона. – Хорошо. Домхан тебя подхватил, но он на посту, поэтому в лекарскую несу тебя я. И можешь не сомневаться, Гантанас, который признал тебя, скоро появится. Считай, что ты добрался до собственного дома. Да, хозяйка лекарской оставила кухню, где она тоже властвует, и со всей прыти, которой я в ней никак не мог предположить, побежала наверх. А это немалая высота, пятый ярус северной башни! А ярусы тут столь протяженны, что в каком-нибудь Тэре впихнули бы вместо одного – три, и все равно бы им казалось, что потолки у них чересчур высоки. Тебя ведь Тисом зовут?

– Да, – прошептал Тис.

– А меня Юайсом, – кивнул воин. – Я тут не так уж давно, лишь на пару месяцев больше тебя, но уже прижился. И даже стал наставником. Ты слишком уж не огорчайся тому, что упал. Никто из учеников не прошел пределы так же, как ты, но большинство затем проводило день или несколько дней в лекарской Хилы. А некоторых заносили туда как и тебя на руках. Вот мне интересно, из-за чего лекарскую устроили так высоко? Не мудрее ли было бы сделать ее где-нибудь пониже? Или они решили, что при возможной осаде прежде всего будут страдать защитники на верхних площадках? Кстати, я сам был бы не против поваляться в ее кельях, посмотреть в окна на долину, выспаться как следует, но Хила редко принимает под свою опеку тех, кто способен дойти до ее королевства собственными ногами. Нужны веские основания. У меня их, увы, пока нет.

– Я тоже могу ногами, – шевельнулся Тис, но Юайс покачал головой:

– Нисколько в этом не сомневаюсь, но мы уже пришли, – он толкнул ногой высокую дверь и занес Тиса в коридор, в котором тоже были двери и женский голос уже звал:

– Сюда! Сюда! Как он?

– Можешь спросить у него самого, – ответил Юайс, проходя в одну дверь, другую и, наконец, опуская мальчишку на мягкое ложе.

– Надеюсь, ты быстро придешь в себя, – он впервые улыбнулся. – Тут очень интересно, очень. Об остальном расскажет Гантанас. Не прощаюсь!

Едва Юайс скрылся за дверью, как у постели Тиса появилась седая женщина с коротко остриженными волосами. Она тоже не собиралась попусту улыбаться, прищурилась, оглядывая мальчишку и, вероятно удовлетворившись увиденным, кивнула:

– Не буду тебя слишком уж донимать. Но если что, меня зовут Хила, и я не только стряпаю на кухне на сорок одного голодного человека, включая и саму себя, но и распоряжаюсь в этих кельях. Ран на тебе я не вижу, каких-то явных недугов тоже не наблюдаю, кроме усталости, которая лечится отдыхом, хорошей едой и покоем, но никак не пойму, почему у тебя так расширенны зрачки и пылает лоб? Давно это у тебя?

– Где-то с год, – прошептал Тис. Почему-то ему не хотелось говорить этой женщине о боли, которая медленно заползала в эту келью вслед за ней. Не потому, что она не могла ему помочь. Нет. Сейчас, когда он оказался в постели, ему вдруг показалось, что он должен эту боль перетерпеть. И еще то, что ни она, ни даже тот человек, который оказался Гантанасом, не в силах ему помочь.