Достойно есть

Пение петуха напоминает об отречении Петра от Иисуса: «Тогда он начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека. И вдруг запел петух» (Мф 26: 74); это символ предательства и, быть может, метафора объявления войны: недаром упоминаются казарменные бараки.

Прямые Колонны и Могучие Звери на Метопе – образ дорического храма, о котором Элитис писал как об идеальном воплощении «глубинного духа» древнегреческой религии. Звери и «несущие богопознание люди» на рельефе метопы едва ли обладают конкретным прототипом – скорее, Элитис хотел передать общее настроение архаической скульптуры.

Навек одесную меня – ср: «Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня» (Пс 15: 8).

Так вот же я

– в последних строках гимна герой сливается воедино с направлявшим его Логосом и полностью осознаёт свою личность и своё предназначение.

Страсти

Так вот же я – «Бытие» завершается самоосознанием героя, а «Страсти» открываются метафизическим кредо. Оливковая листва, острова и юные Коры (очевидно, это и древние статуи девушек, и реальные возлюбленные) символизируют родину; неологизмы «солнцепийца

» и «саранчебойца» указывают на служение светлому началу. Слово «саранчебойца» образовано по аналогии с эпитетом Аполлона «Σαυροκτόνος», «Истребитель ящериц». Саранча, как и ящерица, олицетворяет тёмные силы – ср. в Откровении Иоанна Богослова: «И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы» (9: 3). Все эти аллюзии подробно описывает Т. Лигнадис (σσ. 97–98).

Чёрные одеянья, как и в предыдущей части, обозначают фашистов-чернорубашечников.

Теснины – Элитис говорит о лишениях, которые приходится преодолевать его соотечественникам. Но в то же время это рельеф земной поверхности – ущелья и проливы, по которым может проникнуть враг (например, Фермопилы, где триста спартанцев во главе с царём Леонидом сражались до последнего солдата против армии персов). Зефир, плоды граната и поцелуи уже упоминались в четвёртом гимне «Бытия» («И миру сему потребно…»).

Ветер

, развязавший крылья стихий, – Эол, бог воздуха: согласно мифу, он подарил Одиссею мех из бычьей кожи, в котором были зашиты ветры. Спутники Одиссея развязали его и тем самым вызвали страшную бурю. В русской поэзии этот образ тоже использовался как символ смуты и войны: «Кто развязал Эолов мех, / Бурь не кори, не фарисействуй» (Вяч. Иванов).

Родной мне дали греческую речь… – второй псалом «Страстей» полностью посвящён ландшафту родного языка. Этот ландшафт простирается и в пространстве, и во времени. Языческой древности соответствует в нём морская глубь, а христианской современности – обжитая, возделанная земля с её виноградниками и деревнями, где празднуют Пасху. Архаическое море гомеровской речи не только окружает поэта извне, но и заполняет его, как историческая память («всё чего только в сердце своём я не видел светящимся…»); эта образность ретроспективно придаёт новое значение «морским» отрывкам «Бытия».

С самой первой песней Сирены – Сирены были мифическими созданиями, завлекавшими мореплавателей прекрасным пением, чтобы затем погубить их. Так же завораживает поэта родная речь, и, возможно, в этой строке он намекает на то, о чём в позднем творчестве скажет напрямик: «Ах, Красота, ты предашь меня, как Иуда».

Смуглолицые боги, дядья и племянники

– древние боги воспринимаются как родственники людей.

Лавры и вербы – символ Аполлона и символ Входа Господня в Иерусалим указывают на единство языческого и христианского, а кадило и ладан, благословляющие ружья и битвы, напоминают о священниках, участвовавших в войне за независимость 1821–1830 годов.

Под Гимном понимается национальный гимн Греции – «Гимн к Свободе», написанный Д. Соломосом.

Ещё в глине мой голос… – для своих «песнопений» Элитис избрал особую систему записи. Каждая строка начинается с заглавной буквы, что может показаться обычным делом, но отнюдь не всегда было присуще поэзии нашего автора, а цезура отмечается значком звёздочки, как в изданиях византийских гимнов, и в том числе кондаков Романа Сладкопевца. Здесь эти визуальные приёмы призваны подчеркнуть метрическую организацию стиха – несоизмеримо более строгую, нежели в «гимнах» и «псалмах», – и сфокусировать внимание читателя на внутренних и конечных рифмах, на мелодике, на структуре: графика становится своего рода нотным письмом, партитурой, обнажающей гармонические связи.