Достойно есть

Иссиня-чёрные круги – называя глаза Богородицы «кругами», Элитис мгновенно воссоздаёт иконографию византийских мозаик и фресок: большие, широко распахнутые, тёмные глаза. Интересно, что образ «круглых глаз» (runde Augen) часто возникает в поэзии австрийского поэта Г. Тракля, причём исключительно в контексте невинности и чистоты.

Ты богатств никогда мне своих не давала… – из первых строк третьего псалма становится понятно, что он обращён к родине, которую разграбляют завоеватели («

племенами земли расхищаемых изо дня в день»), в то же время лицемерно славящие Грецию как «колыбель европейской цивилизации» («и хвастливо изо дня в день прославляемых ими же»).

Гроздья и колосья

– вино и хлеб – основополагающие символы в христианстве, кровь и плоть Христа. Т. Лигнадис приводит параллели из Нового Завета, литургических текстов и Романа Сладкопевца (σ. 118). Среди этих цитат нам наиболее важен богородичен (песнопение в честь Божией Матери) из последования ко Святому Причащению: «Земле благая, Благословенная Богоневесто, Клас прозябшая неоранный и спасительный миру». Неоранный клас, то есть невозделанный, без человеческого участия выросший колос, – это Христос, а Богородица предстаёт в образе земли. У Элитиса, наоборот, родина становится олицетворением Богоматери.

Но шершавую щёку свою опустил я на камень – подобно образам солнца и ветра, камень занимает в поэтике Элитиса одно из ключевых мест. Ландшафт Греции непредставим без обнажённых скал и каменистых склонов, и камень остаётся главным строительным материалом Средиземноморья, но для Элитиса это ещё и архетип первоосновы, фундамента: всего крепкого и незыблемого, без чего невозможно поддержание миропорядка. Ср. у Осипа Мандельштама: «Всё кругом поддаётся, все рыхло, мягко и податливо. Но мы хотим жить исторически, в нас заложена неодолимая потребность найти твёрдый орешек Кремля, Акрополя, всё равно, как бы ни называлось это ядро, государством или обществом…» Именно эту функцию выполняет камень в картине мира Элитиса. Кроме того, камень – единственный носитель информации, выдерживающий испытания тысячелетиями: статуи, надгробия и высеченные на камне надписи переживают любые рукописи. Это воплощение преемственности и единственная форма земной материи, в своём постоянстве приближающаяся к бессмертию. Потому Элитис изображает свою собственную историческую основу в виде каменного изваяния («образ мой ужасающий»), неизменного вопреки всем бедствиям («

Топором тяжёлым его секут и зубилом твёрдым его грызут / и горючим резцом царапают камень мой»).

Последние строки стихотворения («Гнев усопших да будет вам страшен…») подражают пророчествам дельфийского оракула. Вместе с тем здесь содержится аллюзия на Откровение Иоанна Богослова: «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?» (6: 9—10). У Элитиса разгневанные души усопших объединяются с разгневанной стихией земли (скал изваяния

).

Дни свои сосчитал я и только тебя не нашёл… – лейтмотив второго псалма – одиночество, отвержение и неразрешимый конфликт с миром конформных, не выходящих за рамки обыденности, жизненных установок. Собеседником Элитиса остаётся божественное начало, то недосягаемое и возлюбленное Другое, что воплощается для поэта и в родине, и в свободе. В первых строках, как отметил Лигнадис (σ. 123), содержится перефразированная цитата из Песни песней: «На ложе моём ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его» (3: 1).

Кикеон – священный напиток из воды, ячменя и трав, который пили посвящаемые в Элевсинские мистерии. Таинства элевсинского культа были неразрывно связаны с темой смерти и воскресения, нисхождения в Аид и восхождения к вечной жизни.

Страсть к другим, ещё более белым, Еленам – имеется в виду спартанская царица Елена, из-за похищения которой началась Троянская война. Герой отрекается от земной любви и уютной обустроенной жизни «в доме с белой невестой и горшками цветочными» ради единения с предметами своей высшей, мистической, любви.