Она бранила меня за сіи выраженія; однакожъ съ великою благосклонностію и снисхожденіемъ, и обѣщалась поговорить о томъ съ дядею моимъ Гарловымъ; что естьли дастъ онъ слово ей помогать, то дастъ она о томъ знать и моему отцу, и завтре же меня о всемъ увѣдомитъ непремѣнно. Послѣ того сошла она въ низъ пить чай, и обѣщалась мнѣ извинить меня въ томъ, что я не приду къ ужину. По выходѣ ея, принялась я немедлѣнно за перо, чтобы увѣдомить о семъ тебя.
Не тягостно ли для меня быть принужденною противиться волѣ столь благосклонной матери? Для чего, говорила я много разъ сама съ собою, для чего предлагаютъ мнѣ такого человѣка, каковъ г. Сольмсъ, онъ только одинъ во всемъ свѣтѣ которой можетъ предлагать столь много, и не имѣетъ въ себѣ почти никакихъ достоинствъ.
Достоинствъ! Ахъ! любезной другъ! онъ скареднѣйшій и гнуснѣйшій изъ всѣхъ смертныхъ! весь свѣтъ упрекаетъ его въ чрезвычайной скупости. Безумецъ сей имѣетъ въ себѣ подлѣйшую душу.
Сердце мое нѣсколько спокойнѣе съ того самаго времяни, какъ я имѣю надежду въ благосклонностяхъ ко мнѣ моей матери; почему и предаюсь теперь совсѣмъ склонности моей въ ученіи нравственности. Но и ты также такое упражненіе любишь не мало, и сама мнѣ въ томъ не однократно признавалась.
Письмо XVIII.
Не могла ли ты надѣяться, что весьма легко можно получить согласіе на предложеніе мое окончить переписку нашу съ одной моей стороны, не примѣшивая въ то ни мало кого нибудь изъ нашей фамиліи? но расположеніе моего брата и нетерпѣливость моего отца при наималѣйшихъ противорѣчіяхъ служатъ къ тому не побѣдимыми препятствіями.
Еще во всю ночь не ложилась я въ постѣлю, и ни малаго ко сну не имѣю желанія. Ожиданіе, надежда, сумнѣніе удаляли отъ меня сонъ, и не давали ко мнѣ приближаться. Какое состояніе! сошла я въ обыкновенное время, дабы не можно было примѣтить, что я еще не была въ постѣлѣ, и упражнялась по обыкновенію въ домашнихъ мѣлочахъ.
Около осьми часовъ пришла ко мнѣ Хорея, и сказала, что мать моя приказала мнѣ притти въ ея комнату.
Мать моя плакала; я то изъ глазъ ея могла примѣтить. Но взоры ея казались не столько нѣжны и благосклонны, какъ вчерашняго дня. Сіе произвело во мнѣ ужасъ, и я почувствовала въ духѣ моемъ чрезвычайное ослабленіе.
Сядь, Клари! мы поговоримъ съ тобою. Между тѣмъ рылась она въ ящикѣ своемъ, и перебирала различныя лоскутки бѣлья и кружевъ, имѣя между тѣмъ такой видъ, будто бы ничемъ не занималась. Но минуту спустя послѣ того спросила меня съ холодностью, какія я на сей день здѣлала приказанія. Я подала ей того и завтрешняго дня записку, прося ея посмотрѣть оную, и сказать угодно ли то ей, или не угодно. Она въ ней нѣсколько перемѣнила, но съ такимъ холоднымъ и принужденнымъ видомъ, что тѣмъ умножилось мое смятеніе и замѣшательство. Г. Гарловъ говорплъ сего дня объ отъѣздѣ, и думаю, что поѣдетъ къ брату моему Антонину. Г. Гарловъ! думала я сама въ себѣ, не говорятъ уже больше, твой отецъ! и такъ нѣтъ уже у меня отца!
Садись, когда я тебѣ то приказываю. Я сѣла. Ты, Клари! кажешься мнѣ въ смущеніи?
Никакъ нѣтъ, матушка!
Естьли бы дѣти были всегда то, что они быть должны, то отцы и матери… сего разговора она не кончила.
Потомъ подошла къ уборному столику, и посмотря въ зеркало изпустила не большой вздохъ.
Я не люблю такого печальнаго и скучнаго лица въ молодой дѣвицѣ.
Увѣряю васъ, матушка! что сего въ себѣ никакъ не примѣчаю. Я встала, и отвернувшись вынула платокъ, чтобы отереть свои слезы. Въ случившееся противъ меня зеркалѣ увидѣла мать мою смотрящую на меня съ нѣжностію; однакожъ слова ея ни мало съ тѣмъ не согласовались.
Нѣтъ ничего несноснѣе, какъ видѣть людей плачущихъ о такой вещи, которую исправить и перемѣнить отъ нихъ самихъ зависитъ.
Дай Богъ, матушка, чтобы то было въ моей власти. При сихъ словахъ испустила я нѣсколько вздоховъ.
Слезы, раскаянія и вздохи упорства нимало между собою не согласны. Ты можешь теперь итти въ твою горницу; поговорю съ тобою послѣ.
Я поклонясь ей съ великою учтивостію, хотѣла вытти.
Оставь сіи наружныя знаки почтительности; я ихъ нимало отъ тебя не требую; но только твоего сердца.
Ахъ! матушка! оно все наше, и не столько принадлежитъ мнѣ, сколько вамъ.
Изрядное краснорѣчіе! Естьли повиновеніе состоитъ въ словахъ, то Кларисса Гарловъ можетъ почесться самою послушливѣйшею дочерью во всемъ свѣтѣ.
Я поклонилась опять, и хотѣла по приказанію ея вытти.
Она показалась мнѣ тѣмъ тронутою; но уже вознамѣрилась дѣлать мнѣ упреки. И такъ отворотя отъ меня свое лице, сказала мнѣ съ великою живностію: куда ты идешь? Кларисса.
Вы мнѣ сами приказали итти въ мою горницу.
Вижу, что ты нетерпѣливо желаешь меня оставить. Скажи мнѣ, чему я то должна приписывать: послушанію ли твоему, или упорству, кажется мнѣ, что ты скоро наскучишь быть вмѣстѣ со мною.