Я не видел Иву около двух лет, и когда она появилась в дверях кафе, я даже не сразу ее узнал. Нет, конечно, это была она и — высокая, тонкая, в желтой обтягивающей майке и длинной белой льняной юбке — она выглядела потрясающе, и все без исключения мужчины в кафе немедленно свернули шеи в ее сторону. Но от домашней, мягкой, как плюшевые тапочки, Ивы, играющей с маленькой Дашуней, или рдеющей от похвалы по поводу приготовленного ею салата, мало что осталось. Лоб прорезала вертикальная складка, губы сжались в энергичную гузку, припухли глаза — было весьма похоже, что их обладательнице последнее время плакать было не в диковинку. Я поднял руку, Ива увидела, улыбнулась, и улыбка на миг вернула на ее лицо прежнюю счастливость и беззаботность. Увидев, что вошедшую ожидают, раскрутились в обратную сторону шеи мужчин, сделавших вид, что они ни капли мне не завидуют. Поздоровались, расселись, что-то заказали.
— Так что случилось? — начал я разговор.
Задумчиво крутя на столе стакан с минералкой, Ива поведала мне странную и в высшей степени поучительную историю.
Дом, квартирой в котором хвастал при нашей последней встрече Аббас, построила известная в Москве инвестиционная компания «На Семи Холмах» («НСХ»), возглавлял которую некто Николай Остачний. Однако продавала «НСХ» квартиры в недостроенном доме не сама, а через фирму «Простор». Аббас Эскеров заключил так называемый предварительный договор купли-продажи с «Простором», а в составе пакета документов получил нотариальную копию договора между «НСХ» и «Простором», где первый передает последнему агентские права по продаже. Схема с точки зрения безопасности приобретения была не идеальной, но уж больно хороши были место, где стоял дом, сам дом и квартира. Конечно же, Аббас попросил отставного милицейского полковника Прокопича, оставшегося на службе в «Арми-Сане», «пробить» и «НСХ», и «Простор». Прокопич обратился своим бывшим коллегам, и те быстро и «по большому секрету» слили ему информацию, что Николай Остачний — зять всемогущего заместителя Министра внутренних дел, бывшего не менее всемогущего начальника РУБОП Рубайло, а генеральный директор «Простора» Жевунов — однокашник и близкий друг Остачнего. Рассудив, что раз схема «мытья золотишка» замкнута на такую персону, как Рубайло, то никаких неприятностей быть не должно, Аббас со спокойной душой отдал деньги.
Дом достроили летом 99-го, в сентябре прошла приемочная комиссия. В одну из суббот Аббас организовал всей семьей выезд на смотрины квартиры. Стояло бабье лето, уже не горячее, но еще яркое солнце играло на желтеющей листве, придавая всему вокруг удивительный оттенок радостной беззаботности. В таком настроении Аббас с Ивой и Дашуней приехали к своему новому дому.
— Я очень хорошо помню этот день, — невесело продолжала Ива. — Мы ехали все вместе, Абик показывал, как быстра его машина, Дашка на заднем сиденье визжала от восторга, когда ускорение особенно сильно вдавливало ее в кресло. Было как-то по-особенному радостно на душе, казалось, что все трудности позади, и впереди все усыпано исключительно розами. Я думала, как хорошо будет Дашке жить в новой большой квартире, что у нее будет отдельная комната, а у нас с Абиком будет мечта всей моей жизни — спальня, а в спальне — кровать, почему-то обязательно с балдахином. Никогда еще жизнь не преподносила мне таких сюрпризов, как в тот день.
Первые неприятности начались у коменданта, выдающего потенциальным жильцам ключи. Оказалось, что необходим смотровой ордер, который нужно было получить в «Просторе». Аббас принялся названивать туда, но трубку никто не брал. «Суббота», — успокаивал себя Аббас, хотя сам говорил, что раньше в компании, продавшей им квартиру, работали вообще без выходных, и он не помнит, чтобы звонящего заставляли ждать больше двух гудков. Он позвонил Жевунову на мобильный, но оператор ответил, что номер не обслуживается. Стало как-то тревожно, но Аббас, показав коменданту договора, уговорил-таки того показать квартиру. Но на пороге их ждало разочарование — вместо стандартной в квартире, по документам принадлежащей Аббасу, была установлена новенькая стальная дверь. Ясно, что такое мог сделать только человек, имеющий к этой квартире самое непосредственное отношение. Если, конечно, это не ошибка какая-то! Комендант ничего пояснить не мог, так как работал не каждый день. Но его сменщик по телефону сказал, что ошибки нет, и что дверь установили вчера люди, имеющие смотровой ордер из «НСХ». Там тоже никто не отвечал. Делать было нечего, нужно было ждать понедельника.
Если настроение, в котором Эскеровы ехали смотреть квартиру, принять за эталон белого цвета, то обратная дорога была окрашена в тона чернее черного. Аббас гнал, как сумасшедший, и кричал, что «всех там поубивает». Плакала Дашка, Ива сидела мрачнее тучи, обуреваемая самыми нехорошим предчувствиями. Так и вышло.