Дотянуться до моря

Марина то строила несчастные глаза из-под платка, то тихо рыдала. На самом деле я не просто изводил несчастную мать лекцией о том, какой никчемный получился у нее от меня сын, а думал, как и что, сотрясая воздух словесами, как говорится, в фоновом режиме. Получалось, что ехать надо не самолетом и не поездом, а на машине. Марина сначала резко воспротивилась, но пару минут поорав на нее для острастки, я все же объяснил диспозицию с автомобильным маршрутом. Во-первых, весь маршрут можно разговаривать по телефону, в таком деле нельзя оставаться не на связи даже короткое время. Во-вторых, снова-таки нужно быть на связи просто потому, что нужно найти сорок тысяч долларов, В-третьих, деньги, ясно, не повезем наличными через границу, все положим на карты, и с карт же будем все на месте снимать, то есть надо быть мобильными. И в-четвертых: я чувствовал, что если не буду каждую минуту времени чем-то занят, я просто с ума сойду от неопределенности ожидания. Этого третьего аргумента я Марине не сказал, но для самого меня он был едва ли не главным. Марина задумалась, высморкалась в снятый со лба платок и сказала, что — да, пожалуй, ехать на машине будет правильно.

— А если ты будешь засыпать, я тебя подменю, — решительно тряхнула головой она. — Автомобилист я или нет?

Мы тронулись без четверти двенадцать. Всезнающий интернет сообщил, что расстояние от Москвы до Мариуполя 1133 километра, нормальное время в пути для этого маршрута — 18 часов 33 минуты, но было очевидно — чтобы успеть ко времени, этот график нужно опережать. Полчаса мы потеряли в банке, чтобы сгрузить всю наличность на мою карту, и только мой статус привилегированного, «золотого» клиента позволил сделать это так быстро. Выйдя из банка, мы посмотрели друг другу в глаза, сели в машину, синхронно перекрестились, и я вдавил педаль газа.

Чтобы закончить со всеми московскими делами, позвонил Питкесу и, вкратце рассказав суть проблемы, с извинениями сообщил тому, что меня не будет на работе еще пару-тройку дней. Начал было справляться, в силах ли главный инженер после тюремной камеры «нести вахту», но Самойлыч меня перебил, уверенно сказав, что он в порядке, и чтобы я ни о чем не беспокоился. Потом я набрал маме и, не давая ей времени вдаваться в расспросы, рассказал, что несколько дней буду в отъезде и очень занят, и попросил не обижаться, если вдруг забуду позвонить.

— А разве у Мариночки сегодня не день рождения? — помедлив, переспросила мама. — Так как же ты уезжаешь?

Я чертыхнулся: без объяснений обойтись не вышло. Пришлось что-то с ходу плести, ничего хорошего из этого не вышло, и мама завершила разговор, даже не передав поздравлений имениннице. Последние годы мама бывала до мнительности подозрительной и обидчивой; Марина, начитавшись соответствующей литературы, находила в ее поведении явные признаки старческой депрессии, переходящей в паранойю. Мы ругались по этому поводу, но я не мог не признавать, что в чем-то она права. Вот и сейчас можно было почти наверняка предположить, что мама обиделась, будучи в полной уверенности, что мой экстренный отъезд — уловка, вызванная нежеланием «любимой» невестки связывать празднование своего дня рождения с персоной свекрови. Звонить, переубеждать, уговаривать было бесполезно, — пока мама не «отходила», она просто не брала трубку. Иногда, обеспокоенный ее долгим молчанием, я бросал все, летел в Строгино, и только тогда мама, сменив гнев на милость, роняла свысока: «Ладно, сын, забыли, проехали». Вот только сейчас ехать успокаивать маму не было никакой возможности.

Пока выбирались на Кольцевую, ехали по ней на юг, то и дело толкаясь в пробках, молчали, словно боялись начать разговаривать друг с другом. На самом деле, темы были убийственные: где взять денег, что будет с Кириллом, если денег не достанем, как такое могло произойти и кто виноват в этом и так далее, и так далее, и чем дальше, тем страшнее. Оба понимали, что долго играть в молчанку не получится, и тем не менее оба, не сговариваясь, оттягивали начало разговора.

Когда с МКАДа сворачивали на федеральную автодорогу М2 «Крым», водителям со стажем более известную, как Симферопольская трасса, тишину в машине нарушил звонок Марининого телефона. Ее аппарат, как и мой, через блютус был скоммутирован с системой «хэндсфри» Субару, и голос звонившего заполнил салон. Это была Валя.

— Вы где? — с места в карьер начала наша медицинская знакомая, вполне органично между двумя этими короткими словами вставив развернутое и совершенно непечатное обращение к некоей гражданке, нашей с Мариной общей матери. — Мы во сколько договаривались? Я тут светило для вас держу, на обед не отпускаю, вешаю ему лапшу, что вы уже на подходе, в лифте, в коридоре, а вы где? Нет, можно подумать, что мне это нужно больше, чем вам!

— Валь, успокойся, — ответила Марина, кинув на меня тревожный взгляд. — Извини, мы не подъедем. Тут у нас такое дело…