Дотянуться до престола

– Гляди, какое, – важно говорил низенький коренастый продавец, – прямиком из закатных стран.

– Ага, – подмигнул покупатель, улыбчивый черноволосый мужичок в зипуне, – поди, такого шереметевская дворня и обпилась, когда им чадовы чудеса-то привиделись.

Все вокруг рассмеялись, а толстая баба в коротком шугае приподняла подол юбки и звонко выкрикнула:

– Ох, мне бы пару мужичков вином энтим опоить, я б им свои чудеса показала!

Снова хохот. Васька, активно работая локтями, пробрался через собравшуюся толпу и встал напротив мужичка.

– Неправда твоя! – горячо начал он. – Никто не обпивался, а чудеса всамдель были, самые настоящие!

– Да полно!

– Ты-то почем ведаешь, служивый? – дернул его за рукав какой-то старик.

– Я сам тогдась на том дворе стоял! Своими очами видел горящие буквицы, а вдругорядь слыхал глас Богоматери…

– Эва, сказанул, – рассмеялась баба в шугае. – А Илья-пророк на огненной колеснице не спускался ли?

Теперь уже гоготали, казалось, все винные ряды.

– Я не прилыгаю[23]!

Толстуху вдруг отодвинул пожилой стрелец с седыми усами и умным взглядом.

– Слышь, паря, – обратился он к Ваське, – коль ты на том дворе стоял, должон помнить Агафью, иже мамкой дитятиной была.

– Ну, помню, вестимо.

– Так вот она надысь самолично сказывала, мол, чудеса по указке князя Пожарского учиняла. И стражник чадов ей помогал.

– Да как же? Не могла Агафья… То, небось, и не она была вовсе. Наговор это, батя.

– Нет, служивый, взаправду. Она моя давнишняя знакомица, так что сумлений тут никаких.

Ошарашенный, Василий кивнул и медленно побрел к саням.

– Вась, ты, что ль?!

– Я, Агафья.

Бывшая мамка заполошно всплеснула руками. Глаза вспыхнули радостью, и она бочком подскочила к гостю.

– Батюшки, чего ж ты на стуже-то стоишь? Ступай за мной, травяным настоем напою.

Вскоре они уже входили в просторную поварню, где шипели и шкварчали яства для готовящегося ужина. Дворня помнила бывшего Петрушиного стража и забросала его вопросами:

– Чет тебя давно не видать, а, Васьк?

– Все ли ладно?

– Ты при князе Пожарском аль прогнали уже?

– Ну, полно, полно, – махнула рукой Агафья, увлекая Василия в угол за печкой, где стоял небольшой, крепко сбитый стол.

Через пять минут перед Василием красовался дымящийся пузатый жбан, от которого шел терпкий запах трав, и большая плошка ячменных лепешек. Дела с соседским конюхом у Агафьи не сладились, и теперь она вовсю хлопотала вокруг гостя.

– Ой, батюшки! – Женщина суетливо всплеснула руками и умчалась. Но вскоре вернулась, прижимая к груди нечто, завернутое в цветастую тряпку. – Во-от, отведай-ка, Вась, настоящий сахар. Давеча подарили. В девичьей его прячу, в своем теремке[24].

Она бережно развернула ткань и положила на стол желтоватую головку сахара.

– Да нет, благодарствую, не жалую я сласти. Ешь сама. Давай-ка расколю.

– Ой, а я-то как люблю, страсть! – Она разлила по кружкам зеленоватую пахучую жидкость, подвинула к Василию лепешки и уселась напротив, подперев подбородок ладонью: – Ну, давай сказывай, где ты ноне да как?

– При царе-батюшке я, Агаш. Вдругорядь все обскажу подробно, а теперича у меня дело до тебя. Ты почто на Пожаре сказывала, будто сама чудеса с посланником творила?

Женщина вздрогнула, щеки ее залились краской.

– Я? Да об чем ты? И в думках не держала, – скороговоркой ответила она.

Ее вдруг живо заинтересовал беленый бок печки, она вперила в него взгляд, а потом со словами «А посластить-то!» потянулась за сахаром. Василий, наблюдая, как дрожит ее рука, лишний раз убедился, что стрелец на базаре не лгал.

– Агафья! – нахмурился страж.

– Ну че ты пристал? – Пряча глаза, она отправила в рот кусочек сахара и глотнула обжигающей жидкости. – Ох, сладко! Сам-то точно не хошь?

Но на Василия ее отвлекающие маневры не подействовали. Он наклонился к ней через стол и прошептал:

– Слышь, баба, коли ты мне немедля все не обскажешь, я тебя к царю сволоку. А он велит тебя в Тимофеевской башне пытать, не сумлевайся!

– Да не ведаю я нич… – начала было Агафья и вдруг замерла.

Лицо ее сморщилось, словно от боли, она схватилась за живот и тяжело задышала. Царев страж утомленно закатил глаза.

– Ну, хватит притворствовать, все одно ответствовать придется. Слушай, Агафья, ежели… Эй, Агаф… Агафья, ты чего?

Глаза женщины закрылись, она стала заваливаться набок, и Василий едва успел подхватить ее.

– Чего ты?! – ошарашенно повторял он. – Да что с тобой?

Взбудораженные криками, из-за печки выглянули челядинцы и теперь стояли, в ужасе глядя на ее зеленовато-белое лицо. Веки Агафьи дрогнули и слегка приоткрылись.

– Васьк, – прошептала она, тяжело дыша, – ведь то… потрава… в сахаре-то…

– Кто?! Кто тебе его дал?!

Враз пересохшие губы скривились, силясь произнести главное.

– Так это… это… о-ох!

Голова ее откинулась назад, глаза закатились.

– Еб… – выругался Василий, подхватил Агафью на руки и побежал к саням.

Вслед ему неслись разноголосые причитания шереметевских челядинцев.