Дотянуться до солнца

В зеленой комнате он удивленно смотрел на дело своих рук и не верил, что мог такое сотворить. События последних суток, казалось, произошли не с ним. Усевшись на уцелевший стул, наставник достал из кармана письмо и пожелтевшую фотографию младенца.

«Жива ли… моя дочь?»

Развернув листок, он бережно провел по нему ладонью, невольно улыбнувшись.

«Прости… Ты до сих пор ненавидишь меня?»

Абиссинец поднял голову и посмотрел в окно, пытаясь дотянуться взглядом за облака — туда, где его не ждали, но куда он очень желал попасть.

«Прости…»

Солнечные лучи ослепили его, и голова мужчины бессильно опустилась. Глаза заслезились от яркого света, заставив смахнуть их вместе с пришедшим наваждением из прошлого.

Тяжело вздохнув, он снова перечитывал ее письмо, ее последние слова ему: «Прости меня. Но это выше моих сил, я не могу справиться с этой болью. Она разъедает меня, унося последние крохи надежды на спасение. Наверно ты будешь зол на себя и обижен на меня. Но все же ты не смог защитить нас. Поэтому прими мою смерть, как должное. И живи! Я рада, что все закончится. Сил больше нет. Злись и обижайся. Изведись и презирай себя, пока живешь. Я больше не хочу делать этого. Я устала. Ты отнял у меня мою жизнь, самое дорогое, что она подарила мне. Что я могу отнять у тебя? Только твой покой… А ты забирай мою ненависть. Живи и страдай. Надеюсь, ты плачешь, читая мое письмо. Живи, но не становись никогда счастливым. И найди ее! Умоляю! Тогда, возможно, я прощу тебя. Я тебя…»

Абиссинец прикусил губу от сожаления. Уголок был намеренно оторван, и каждый раз он спрашивал себя, хотела ли его Таня, несмотря на ненависть, последний раз сказать о своей любви. Он снова посмотрел в окно.

«Я все еще ищу ее… И тоскую… Единственное, чего не могу… я не плачу… Прости…»

Абиссинец аккуратно сложил письмо и вместе с фотографией положил обратно в карман. Затем достал телефон и набрал номер Элис. Номер не существовал. Знал заранее, но все же решил проверить.

«И что я должен делать? Чего она хотела на самом деле?»

Он спрашивал себя снова и снова, не отвечая и не пытаясь найти ответ, настолько вопрос казался ему глупым. Все казалось неправильным и наигранным, хотя вполне логичным. У него, как и у Максима недавно, не хватало информации. Общение с Элис всегда создавало у него ощущение, будто вокруг нее полный вакуум, затягивающий всех находящихся поблизости людей в только ей созданную реальность, обволакивающую и лишающую правильных мыслей.

Возвращение детей сбило его с толку и вернуло в прошлое, вспоминать которое Абиссинец не хотел. Он соорудил за своей спиной стену из трупов и убежал, не дав себе ни разу оглянуться назад. И вдруг за один день прошлое сделало скачок вперед и настигло его словно лавина. Наставник понимал, что судьбы, оставшихся с ним людей, сейчас полностью зависели от него. Они верили ему и ждали от него верных решений. Но именно это обстоятельство и загоняло мужчину в угол, потому что от его действий снова зависели человеческие жизни. Восемнадцать лет назад одна ошибка отняла у него жену и дочь. Кого он потеряет сегодня?

Он продолжал сидеть, смотря в одну точку, не зная, что ему делать с призраками прошлого, превратившимися в живое настоящее.

— Абиссинец… — Единорог присел рядом и негромко спросил. — Ты не уверен?

Тот помотал головой:

— Нет, это не то.

— Тогда ты боишься? Еще не поздно отказаться.

— Тоже нет. Бывало и страшнее.

Заместитель кивнул:

— Тогда не торопись. Обдумай все. В любом случае, он никуда не денется. Мы можем немного понаблюдать.

Наставник положил руку на плечо Единорога:

— Спасибо. Но проблема не в нем, а в наших воспоминаниях. Мы оба не знаем, что случилось в день «их смерти» пять лет назад… Меня там не было, а он…

— Он не вспомнил? А мне показалось…

— Вспомнил. Все, кроме того дня.

Единорог недоверчиво повел бровью и прочистил горло.

— Это возможно? Может, притворяется?

— Не удивляйся. Я не совсем понимаю, но точно могу сказать… будет трудно.

— Уже есть мысли?