Я бросаю на него долгий взгляд и вижу откровенный шок на его лице.
– Да, мы были вместе практически всю нашу взрослую жизнь. Я хочу посмотреть, что там еще есть. Разве ты не хочешь?
Нейтан выглядит так, словно хочет пробить стену кулаком.
– Нет, не хочу. Какого черта, Мэдди?
Моя грудь сжимается, угрожая раздавить сердце и легкие. Я с трудом дышу.
– Прости, я планировала сказать тебе после окончания колледжа, но сейчас, кажется, самое время. Теперь, когда ты едешь в Нью-Йорк, а я остаюсь в Лос-Анджелесе, это все к лучшему, понимаешь?
На его лице написана боль от предательства.
– Нет, я не знаю. Что за… Как давно ты так считаешь?
Это борьба за то, чтобы не развалиться на части. Я сглатываю комок в горле. Не плачь. Не плачь, черт.
– Хм, некоторое время.
– Некоторое время? – Он недолго смотрит на меня, а потом издает невеселый смешок. – Господи.
Он качает головой и проводит рукой по своим волосам, делая длинный, дрожащий вдох.
– Я собирался… – Он снова качает головой. – Неважно. Я… я пойду. Я, эм, загляну позже. Или что-то в этом роде.
Я могу сказать лишь «окей» и оставаться неподвижной, пока он не выходит из моей комнаты.
Боже, что я только что натворила? Чувствую себя так, будто меня только что выпотрошили, оставив лишь пустую оболочку. Я не могу на это смотреть. Не могу оставаться тут и смотреть, как парень, которого я люблю, уходит из моей жизни. Но я смотрю. Когда слезы наконец падают, я заставляю себя смотреть, потому что знаю, что вижу Нейтана в последний раз, и не хочу пропустить ни одной секунды, даже когда он уже оказывается вне поля зрения.
9
Четвертая тетя немного оживляется, когда мы выходим из кухни.
– Я никогда раньше не видела мертвецов, – говорит она.
– Ты еще слишком молода, – говорит старшая тетя. – Подожди, пока тебе исполнится пятьдесят, пока все твои друзья, родители умрут, все поумирают, и тогда ты будешь видеть мертвых людей все время.
– Ну, конечно, я уже была на похоронах. Видел тела в гробах. Но это совсем другое. Имею в виду, я никогда не видела мертвеца вне похорон.
В паре шагов от гаража вторая тетя вдруг шокировано произносит:
– Подождите! Туда нельзя заходить!
Мы все останавливаемся, и в наступившей тишине, клянусь, слышно, как все наши сердца бьются в бешеном ритме.
– Что такое? – спрашивает ма.
Лицо второй тети выражает ужас.
– Мы не можем смотреть на тело! Мы не можем… не можем подойти к нему!
– Почему нет? – требует четвертая тетя, явно раздраженная. Она с предвкушением смотрит на гараж.
– Завтра большие свадебные выходные. Если мы окажемся рядом с мертвым телом сейчас, а потом принесем несчастье на свадьбу, как же так? Мы проклянем жениха и невесту, и всю их семью!
Четвертая тетя стонет:
– Снова эта суеверная чепуха.
Обычно я не соглашаюсь с четвертой тетей, но тут я чуть не стону вслух вместе с ней, потому что, как только вторая тетя сказала это, обе – мама и старшая тетя – делают паузу, чтобы обдумать ее слова.
Мой пульс учащается, и я чувствую, что вот-вот упаду в обморок. Не могу поверить, что могу попасть в тюрьму из-за суеверия.
– Но разве поверье не в том, что не стоит идти на свадьбу после того, как побывал на похоронах? – спрашиваю я. Тетушки удивленно поднимают брови. – Я имею в виду, что это не похороны, технически. Мы не проводим никаких похоронных обрядов или чего-то подобного.
Мама щелкает своими пальцами и указывает на меня:
– Мэдди права. Мы просто не хороним тело сейчас. Мы… Может, мы положим его в морозилку? Тогда в понедельник, после свадьбы, сможем похоронить.
Четвертая тетя краснеет.
– Э, подождите, я не хотела…
Старшая тетя кивает:
– Хорошо, звучит неплохо.
Вторая тетя закусывает губу, колеблясь, и старшая тетя смотрит на нее.
– И вообще, – говорит старшая тетя, – поскольку хозяин отеля умер, свадьба, вероятно, завтра отменится, когда он не объявится. Так что мы вернемся пораньше, а потом захороним тело.
С этим они продолжают идти к гаражу, четвертая тетя шагает впереди, вторая тетя – за ней, ее подталкивает мама, я плетусь позади.
– А, вы оставили свет включенным, – замечает старшая тетя, проходя через заднюю дверь в гараж.
– Да, мертвое тело не может находиться в темноте, – говорит ма.
Старшая тетя кивает:
– Да, хорошая мысль.
– Снова суеверный бред, – бормочет четвертая тетя.
– Подожди, пока не увидишь, что Мэдди сделала с телом. Она поступила очень гуманно, – говорит ма.
Я не могу поверить, что она использует этот момент, чтобы похвастаться тем, что я гуманна. Это пик азиатского воспитания.
Мы все собираемся вокруг багажника машины. У меня перехватывает дыхание, а грудь болезненно сжимается, и легким не хватает воздуха. Кажется, я в любой момент могу грохнуться в обморок. Словно почувствовав мою панику, мама похлопывает меня по руке, прежде чем открыть багажник.
А там он, такой же, каким я его оставила, лежит с длинными согнутыми ногами, прижав колени к груди, толстовка закрывает лицо. От багажника доносится смесь звуков от моих тетушек – старшая тетя цыкает и качает головой, бормоча:
– Вот что бывает, когда родители плохо воспитывают сына.