Дождь

В камере постепенно становилось всё темнее и темнее. Наступил вечер. Адель вдруг вспомнила про поднос с едой, который принёс ей Бернард, и ей страшно захотелось есть. Взяв поднос со стола и поставив его к себе на колени, она стала с жадностью поглощать мясо, хлеб и сыр, запивая его вином. Она была еще слишком молода, чтобы пить вино, поэтому до этого дня почти его и не пробовала, но теперь-то уж какая разница? Мама её не поругает больше. Спасибо Бернарду, что принес ей поесть и попить, а то было бы совсем невмоготу. После того, как Адель всё съела и выпила, ей стало немного полегче. Алкоголь понемногу ослабил внутреннее напряжение, и даже согрел ее изнутри. По телу растеклось приятное тепло, слёзы перестали течь у неё из глаз. Она снова присела на холодный пол, прислонившись спиной к каменной стене. Закрыв глаза, она долго сидела, не шевелясь, и ни о чём не думая, и даже не заметила, как наступила ночь. Последняя ночь в её жизни… Несмотря на выпитое вино, спать совершенно не хотелось. Адель открыла глаза. В камере была кромешная тьма, и только наверху, в окошке под потолком, ярко светили звёзды. Ночь сегодня выдалась на редкость ясной и тихой. Ни шума, ни шороха, ни единого звука. Тёплая летняя ночь. В такую ночь хорошо гулять с каким-нибудь молодым юношей вдоль берега реки, вдыхая аромат пряных трав, а потом лечь рядом в густую траву, и, взявшись за руки, долго неподвижно лежать с открытыми глазами, глядя в небо, всё усеянное звездами, и ни о чём не думать. Как же ей этого хотелось! А ведь это было, и было совсем недавно! Как же могло произойти с ней это страшное несчастье, и почему именно с ней? Её родные, наверное, сейчас поужинали и ложатся спать. Мама, как всегда, ворчит на отца, сёстры занимаются рукоделием при свете лучины. Удалось ли Бернарду передать им весточку о ней, или нет? Как бы ей хотелось, чтобы они пришли на площадь и увидели её перед казнью! Ей было бы немного легче пережить этот ужас, если бы они были рядом. Она их, конечно, не увидит в этой огромной толпе, но они её увидят точно, где бы они не стояли. Эшафот высокий, видно будет отовсюду. Адель и сама не заметила, как от обильной еды и выпитого вина задремала, также сидя на полу, и прислонившись к стене спиной. Как ни странно, никаких ужасов и кошмарных видений у неё не было. В голове то и дело всплывали образы из далекого детства, юности, она видела своих папу и маму, своих подруг, с которыми дружила с самого детства, свою первую любовь – юношу с соседней улицы, с которым они так ни разу и не поцеловались, и много ещё чего хорошего из своей короткой жизни. Казалось, что Адель уснула лишь на несколько минут, но когда она проснулась и открыла глаза, то поняла, что уже давно наступило утро, и камера была залита ярким светом. Ужас сковал тело Адель, она поняла, что до её казни осталось совсем немного времени, и с минуты на минуту за ней придут… Что же она натворила, она потратила последние драгоценные часы своей жизни на сон??? И вдруг она услышала этот страшный звук, который слышала до этого уже много раз: звук, которые издавали метла в руках работников, что говорило о том, что они уже начали подметать каменные плиты площади, и что до её казни осталось не более двух часов. Как же она могла так уснуть? Всему виной была вино, который принес Бернард. Но откуда она могла знать, что заснёт и проспит всю ночь? Теперь уже ничего не изменить. Время назад не вернешь. Потянулись страшные минуты ожидания. Она прислушивалась к каждому шороху, каждому звуку, доносящемуся из коридора, но там было тихо. Наверное, за все те две недели, проведенные здесь, не было минут более страшных и ужасных, чем эти томительные минуты ожидания. Как бы ей сейчас хотелось превратиться в маленькую птичку и вылететь в узкое окно под потолком, взлететь высоко-высоко, выше, чем самый высокий эшафот, и никакой огонь не достанет её, а потом лететь и лететь, не останавливаясь ни на секунду, подальше от этих страшных мест, – туда, где нет костров инквизиции, где нет "железных дев" и "испанских ослов", туда, где люди не убивают друг друга без вины, а помогают друг другу, и любят друг друга. Ведь должно же быть на земле хотя бы одно такое место??? Теперь ей уже не суждено было об этом узнать. Адель лежала на полу лицом вниз, крепко закрыв уши руками. Больше всего на свете она боялась услышать шаги по коридору, и поэтому стала даже тихонько напевать, чтобы не слышать ничего вокруг. Она зажимала уши руками всё крепче и крепче, пела всё громче и громче, и пение её постепенно перешло в крик… Лишь бы только не слышать этих проклятых шагов по коридору, шагов самой смерти! Только бы не услышать, только бы не услышать! Она продолжала зажимать уши и кричать даже после того, как почувствовала, что кто-то толкнул её в плечо. За ней пришли. Кто-то схватил её за руки и отнял руки от ушей со словами:

– Хватит орать, ведьма, это не поможет! Пойдём, костёр ждёт тебя!