Дождь тигровых орхидей. Госпожа Кофе

Я красиво оделась, накрасилась, оставила детей у мамы и поехала в «Берлогу». Там, за ужином, я и попросила у него денег. Сказала, что на два дня. Ты бы видел его глаза, Яков! Он смотрел на меня, как на сумасшедшую. Я ждала, что он потребует у меня каких-либо гарантий, в смысле имущественных. Но я сказала ему, что у меня ничего нет, но через два дня непременно будет. Понятное дело, он пожелал узнать, откуда же у меня появятся такие деньги. Я сказала, что не могу ему это рассказать, но что эти деньги связаны с тобой, с твоими делами, с твоим имуществом. Что ты должен будешь перевести их на мой счет. Он, не скрою, сразу как-то изменился в лице. Он понял, что я обратилась к нему чисто из корыстных побуждений. Но это же голая правда! И я разговаривала с ним открытым, что называется, текстом! Словом, он сказал мне, мол, он подумает, потом мы с ним плотно поужинали. Ох, Яков, чего он только мне не назаказывал! Конечно, мы пили вино, шампанское, и меня повело. Ты же знаешь, как на меня действует шампанское. Голова моя закружилась, я сначала была в какой-то пьяной эйфории, а потом вдруг расплакалась. Я плакала у него на плече, мы вспоминали тебя, но потом он мне сказал, что ему неприятно, когда я говорю о тебе, и пригласил меня к себе домой. Его жена, как обычно, где-то путешествовала (все остановиться не может, дура). Конечно, в этом и состоял мой план: я хотела расположить Захара к себе и уговорить его дать мне эти несчастные два миллиона. Конечно, могло случиться и такое, что я отдалась бы ему, а денег он бы мне не дал. Я рисковала. Но, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Я рискнула. Ты пойми меня, Яков, ты очень далеко, и кто знает, когда мы еще свидимся, да и свидимся ли. Я пишу тебе в письмах, что постоянно надеюсь на встречу, на то, что ты приедешь ко мне и заберешь нас с детьми к себе в Израиль. Я же знаю, ты писал, у тебя там дом, ты теперь уважаемый в Хайфе человек, у тебя магазины и даже несколько небольших ресторанов. Если бы ты только знал, Яков, как я мечтала поехать к тебе, чтобы ты показал мне гору Кармель или усыпальницу Эль-Баха, арабскую часть Хайфы с ее мечетями и церковью арабов-христиан. Я готовилась к этой поездке, я мечтала, я много прочла о Хайфе. Пока не поняла, что это другой мир, а значит, и ты тоже стал другим, и что, может, только дети будут тянуть тебя сюда, в наш провинциальный город, но никак не я. Хотя когда-то ты говорил, что я – единственная твоя любовь. Теперь уже не знаю. Подумай сам, разве я, зная, что так же горячо тобой любима, как и прежде, поехала бы к Захару той ночью? Разве позволила бы ему сделать с собой все то, что он захотел? Мне тогда показалось, он словно получил то, о чем давно мечтал, даже нет, не получил, а попросту украл, воспользовался моим безвыходным положением. Нет, ты не подумай, он не был грубым со мной. Больше того, он был нежен, ласков и добивался от меня обещания, что мы продолжим наши отношения. Он обещал поднимать моих детей, вернее, твоих детей, Яков. Сказал, глядя на меня, раздетую, что роды меня не испортили и что у меня прекрасная фигура, что о такой женщине он всегда мечтал. А я лежала на его плече (было уже утро, и спальня казалась фиолетовой от утренней мглы за окном, и только свет уличного фонаря разрезал комнату мертвенно-белым лучом) и гадала: даст он мне денег или нет. Мы поздно уснули, мне казалось, я еще никогда в жизни так не хотела спать, как в этот раз, настолько была утомлена. Ты же понимаешь, я перенервничала сильно, да и физически устала. А когда проснулись, Захар сам принес мне кофе в постель и сказал, что ему надо буквально несколько часов, чтобы подумать над моей просьбой. Я холодно спросила его: у тебя что, Захар, нет таких наличных?! Он ответил уклончиво. И я подумала: ему надо просто побыть одному и решить для себя, стоит ли вообще со мной связываться. Что ж, это было его право. Я оделась, позволила ему меня поцеловать (он сказал, что позвонит мне через несколько часов) и ушла. Вернулась к детям, к той жизни, о которой стараюсь тебе ничего не писать, чтобы не расстраивать. У тебя свои Иерусалимы, у меня – свои.

Он позвонил мне ровно в двенадцать часов – я как раз разливала суп по тарелкам, мы с детьми собирались обедать. Он сказал мне всего одно слово: приезжай».

8. Егор

Никогда в жизни я еще не чувствовал себя таким идиотом. И кто только меня за язык тянул, там, в квартире Риты? Не расскажи я ей о трупах, ничего бы не было. Я вернулся бы домой, предположим, рассказал бы все Веронике, мы бы с ней пошли в гараж, и оказалось бы, что в машине никаких трупов нет. И вся информация осталась бы в семье. Никто из посторонних ничего бы не узнал! И уж тем более Марк Садовников – следователь прокуратуры!

Надо было видеть глаза Вероники, когда нас оставили наконец в покое. Она смотрела на меня, как на предателя.

– Егор, что все это значит? Почему к нам относятся, как к преступникам? Зачем им понадобились детские сиденья? Да еще и наша машина? Что это за экспертиза?