Дождь в Париже

Боролся с собой, недоумевал, почему так, что с ним такое. Он казался себе уродом, псом, и Оля – противной и грязной… Прочитай он эти строки Набокова до первого секса, было бы понятнее, легче пережить тот момент. Ведь, оказывается, не с ним одним такое – может, и со всеми в первый раз.

Настоящее удовольствие он стал испытывать позже, когда они с Олей закрывались то у него в комнате, то у нее по три-четыре раза в неделю. Играли песни из двадцатки MTV, которые тогда крутила телекомпания «ВиД», – «Энигма», «Лондон бит», R.E.M., «Вайя Кон Диос», Шинейд О’Коннор, Билли Айдол, Принс, Стинг, Мадонна, Джордж Майкл, Белинда Карлайл и, конечно, «Квин», «Депеш Мод»…

Оля с каждым разом становилась все желанней; несмотря на прежние фантазии и сны, Андрей не догадывался, что возможно быть таким счастливым от близости с другим человеком.

И теперь он недоумевал по иному поводу: ходят-бродят по улицам упрятавшие себя в одежду люди; мужчины недружелюбно, а порой и злобно поглядывают на женщин, а женщины – на мужчин. Но ведь так легко это: остаться вдвоем, сбросить одежду, тяжелые, грубые тряпки, – и испытать счастье. И тогда мир, наполненный испытавшими счастье людьми, изменится… Многочисленные «но», которые в конце концов отбросили Андрея и Ольгу друг от друга, были еще далеко в будущем.

Далеко. Хотя некоторые «но» возникали уже тогда. Тревожили, правда, не сильно – воспринимались случайными, возникшими из-за их неопытности, до конца не прошедшего детства…

Например, такое «но».

Вот они вместе – он и Ольга. Андрей мечтал об этом давно – еще с первых классов хотел, чтобы эта девочка всегда была рядом. И исполнилось, с добавлением уже взрослых желаний. Были рядом, вместе. Хотя и жили еще в разных квартирах, но могли остаться ночевать друг у друга – родители не протестовали. Им было о чем поговорить, нравились сами голоса, мелодии голосов; у них было много общих интересов, они любили одну музыку, одни фильмы, обсуждали прочитанные книги. А главным был, конечно, секс. «Заняться сексом», «заняться любовью», «делать любовь» – эти выражения как раз входили в обиход…

Они, словно по команде, посреди вполне далекой от секса беседы начинали раздеваться и падали на кровать. Иногда просто лежали, крепко-крепко обнявшись, дыша в такт, а чаще схлестывались в жесткой, напоминающей смертельную борьбу страсти.

Но случалось это самое «но» – Ольга неожиданно скучнела, отстранялась, отгораживалась как бы стеной, невидимой, но крепкой; если была у Андрея, начинала собираться домой, если была дома – давала понять Андрею, чтобы он уходил.

«У тебя эти дни?» – спрашивал он с искренним сочувствием; к тому времени уже знал о менструации, о том, что некоторые женщины переживают ее очень болезненно.

«Нет. – Ольга досадливо морщилась. – Просто… Пока, Андрюша… До завтра».

Или еще одно «но», более странное, отвратительное Андрею.

Ему было абсолютно хорошо с Ольгой в те месяцы. Даже коротенькие размолвки или вот такие перепады ее состояния не могли омрачить счастья. Но… Но он то и дело заглядывался на других. Нет, не то чтобы умышленно, специально. Не то чтобы он, Андрей Топкин, шестнадцатилетний обладатель самой классной девушки на свете Оли Ковецкой, хотел эту, и вот эту, и эту. Им управляла в такие моменты та же сила, какая управляла им в тех снах, которые обрывались взрывами. И он не мог этой силе сопротивляться.

Теперь, когда научился вести себя с девушкой, узнал, что делать, чтоб добиться близости, как хорошо в этой близости, другие девушки на месте Ольги представлялись довольно легко. Хотелось и не только девушек, но и женщину – спелую, лет тридцати… Нет, не ему хотелось! Не ему, а той силе, что вдруг возникала, приходила из глубин его существа и становилась им…

Он догадывался, что эта сила перешла к нему через поколения мужчин от диких самцов какого-то докаменного века. Когда не существовало еще семей, человеческих правил, законов. Самцы видели самок, и бросались на них, и, может быть, даже не получая особого удовольствия, покрывали. Вплескивали в них свое семя, и через положенный срок рождалось новое существо. Чуть менее волосатое, злобное, хищное.

Впрочем, и сегодня мужчины практически неутомимы: они могут заниматься сексом почти каждый день; женщины тоже готовы к сексу пусть не душевно, но физически – почти всегда. В отличие от других млекопитающих.

Людей сдерживает стыд перед окружающими, разные моральные ограничения. От зачатия защищают всевозможные изобретения. Не будь их – ограничений и изобретений, – люди расплодились бы неимоверно, сидели на каждом квадратном метре планеты. Их и так во много раз больше, чем собак и кошек.

Но порой так хочется стать тем диким самцом…