Дождь в Париже

«М-м, спасибо. Диктовать?.. У тебя ручки ведь нет с собой?»

«Сейчас». – Андрей сбегал в «Аржаан», схватил ручку со стола, где обычно велись переговоры о прокате, бумажный квадратик. Женечка стояла на месте; на спине рюкзак никак не меньше, чем у парней.

«Пишу!»

Она произнесла пять цифр номера и сказала:

«Ну ладно, пока. Догонять надо».

Но тон ее давал понять, что расставаться не хочет. Андрей предложил:

«Давай помогу».

И забыв, что у него сегодня сплав по перекатам – да и на фиг он теперь, если девушка уезжает без него? – Андрей снял с нее рюкзак, влез в лямки.

За десяток минут пути от пункта проката до пристани успели наговориться. Найти общих знакомых, узнать, где живут, как учеба в политехе и какие у Женечки планы на будущее – «пойду работать по специальности, поднимать Туву. Это моя родина». Андрей признался, что был женат, но развелся. Покосился на девушку: та приняла эту новость спокойно, кивнула вроде бы удовлетворенно.

Как ему хотелось обнять ее, помять, как сдобную булочку, поцеловать крепко ее пухловатые губы… Будто у него сто лет не было девушки. Но Женечка казалась особенной: приведи именно ее в квартиру, оставь у себя – и обретешь счастье. Настоящее, надежное, беспрерывное.

Такого чувства Андрей еще не испытывал. С Ольгой было иначе – с детства он знал, что с этой девочкой они будут вместе. Просто знал, был уверен, даже когда ему ничего не было известно про секс, про то, что мама и папа когда-то не подозревали о существовании друг друга.

Он и Ольга росли рядом и доросли до поцелуев, до секса, до жениха и невесты, до мужа и жены. А здесь – неожиданно, резко. «Блин, прям в натуре с первого взгляда, – с удивлением думал Андрей. – Не просто красивая фраза, оказывается, любовь с первого взгляда».

Когда добрались до пристани, парни уже таскали из маленького здания вокзальчика в катер чехлы с палатками, котелки, спальники.

«Вы когда возвращаетесь?» – хрипло от волнения спросил Андрей.

«В среду, кажется… Я особо не вникала».

«Да? А родители волноваться не будут?»

«До восемнадцати волновались, а теперь я – вольный человек». – Женечка сказала это строго, почти ожесточенно.

Андрей помолчал, переваривая эту новую информашку о ее характере. Снял рюкзак. Его родители волновались за него до самого своего отъезда. Волновались наверняка и сейчас, но не могли контролировать, во сколько он приходит домой, что вообще делает.

«Так я тебе в среду позвоню? Ближе к вечеру».

«Ага. Буду ждать, если вернусь». – И Женечка, неожиданно звонко чмокнув его в щеку, побежала к берегу.

«Блин, – повторил мысленно это идиотское слово Андрей, – действительно, как в фильме про шестидесятые».

Подошел Денис, взял рюкзак Женечки. Сказал обреченно:

«Спасибо».

Андрей не отреагировал. Скорее всего, он не отреагировал бы, даже если бы Денис сказал ему какую-нибудь гадость, плюнул бы на штаны: он смотрел вслед девушке и хотел быть с ней. Поехать, сидеть рядом в крошечной каюте, а потом у костра. Спать в одном спальнике. Он слышал, что это очень приятно – спать в одном спальнике.

* * *

– Ну и правильно, что не поехал, – похвалил себя нынешний Топкин.

Поднялся со стула шатаясь, будто его номер был на лайнере, попавшем в шторм, побрел в туалет.

Долго мочился, глядя на темно-желтую вялую струйку, вдыхал запах перебродивших фруктов. В голове вертелось: «Это ведь самогонка всё – кальвадос, остальное. Водка как-то иначе делается».

Нажал кнопку на бачке, и унитаз, выдав из себя поток воды, запел тихую печальную песенку без слов.

– Кретин! – сказал ему Топкин, сполоснул руки и медленно, осторожно, чтоб не хлопнуться о дверной косяк, вернулся в комнату. Хотел лечь, но что-то внутри убеждало, что надо выпить еще. Еще рюмашки-другой не хватает.

Топкин согласился:

– Не хватает.

Сел за стол, глянул на телевизор. Там почти беззвучно пела Милен Фармер. Страдала, билась в железной клетке.

Когда-то… Хм, когда-то… Лет двадцать назад она казалась ему неземной. Не то чтобы красивой, а именно неземной. Вот появилось здесь, на Земле, это неземное существо и запело свои неземные песни.

Потом она исчезла. Или Топкин стал смотреть те каналы, где она не появлялась. Может, и видел, слышал изредка, но уже не обращал внимания. А вот сейчас, в Париже, обратил…

Напоминает пародию на ту Милен Фармер, на те ее песни. Несмешную. Бывают же несмешные пародии. Грустно. Время все съедает, уродует, превращает в пародию. Единственный выход – быстро что-то сделать и уйти.

– Помним-помним: живи быстро, умри молодым, – безо всякой издевки сказал Топкин и отвернулся от телевизора, налил в стакан совсем немного абсента. На глоток буквально. – Поехали!

Абсент оказался на вкус таким же, что и пастис. А цена за эту крошечную бутылочку – почти как за ноль семь пастиса. Хрен с ним…

Какой теперь стала Женечка? Жива ли вообще? В таком темпе жить – ненадолго хватит. Хотя… Нет, полно тех, кто с детства до глубокой старости похожи на юлу. Крутятся, жужжат, нарезают круги в пространстве. И кажется, сноса им нет. По крайней мере эмоционального. А вот от физического сноса не отвертишься.