Дождь в Париже

«Во-первых, Субедей-маадыр – великий полководец, не проигравший ни одной битвы. Им восхищался ваш русский историк Лев Гумилев, его талант признавал Карамзин. Во-вторых, в честь многих завоевателей по всему миру называют сооружения, парки, им ставят памятники. Субедей-маадыр участвовал в создании великой империи, самой большой по территории за всю историю человечества, и его имя должно быть увековечено на его родине!»

Открытый спор прекратило мнение из федерального центра: каждый национальный регион имеет право на своего героя. Пусть в Туве таковым будет полумифический, из далекого прошлого соратник Чингисхана.

Спорткомплекс называли «Субедей», а немного позже в его фойе поставили статую из желтого металла. Воин в монгольских доспехах.

На открытие приехали высокие московские люди – тогдашний министр МЧС и главный в партии «Единая Россия» Сергей Шойгу, министр спорта Вячеслав Фетисов, олимпийские чемпионы… Андрей смотрел репортаж по телевизору вместе с Алиной и со страхом ждал, что она предложит: «А давай как-нибудь сходим». Но она молчала. Может, знала от отца или брата, кто такой этот герой для русских, может, сама прочитала, а скорее всего, просто пока не осознала, что туда, где побывали такие известные господа, возможно попасть простому смертному.

Не бывали они там и позже, даже когда стал подрастать Данька. К моральным причинам добавились и вполне конкретные: оказалось, что спорткомплекс построен из вредных материалов, у искусственного льда повышенная токсичность… (В «Субедее» Топкин окажется через несколько лет после открытия, по работе – будут менять часть окон, которые, по определению бригадира, строители поставили «жопой».)

Но ладно с этим «Субедеем». Как он сходился с Алиной? Как она стала его женой? Хм, а ведь сложно вспомнить…

Однажды, уже поздней осенью две тысячи пятого, значит, почти через полгода после начала общения, провожая Алину на такси домой, он увидел в ее глазах не то чтобы страсть, призыв, а решимость, которая сразу возбудила, распалила, заставила спросить низким, мужским голосом:

«Может быть, ко мне?»

И Алина кивнула. Коротко, резко. И отвернулась.

«Меняем маршрут», – сказал Андрей водителю, назвал свой адрес.

Водитель бормотнул недовольно и неразборчиво, включил рацию, забубнил в ее трески и щелчки:

«Урана, эт Эдя, который от муздрама до Серебрянки везет… Клиенты передумали, блин. Теперь до Калинина, дом двадцать шесть. Посчитай меня».

«А ты где сейчас?» – спросил в ответ женский голос.

«К “Востоку” подгребаюсь».

Через полминуты из динамика прозвучала новая сумма проезда. Почти в два раза выше.

«Ничего», – мысленно успокоил себя Андрей и в то же время почувствовал подрагивание в ногах, пощипывание пальцев; только сейчас осознал, что вот-вот произойдет секс. Которого у него давным-давно не было. И не очень-то хотелось…

«А родители волноваться не будут?» – спросил Алину.

Не оборачиваясь к нему, она снова резко и коротко дернула головой, но теперь отрицательно, и сказала:

«Не будут. Я предупредила».

Вот так-так – предупредила. Значит, знала заранее… А еще говорят, что мужчины всё решают. Он стал по-другому глядеть на Алину, подозревая в ней опытность, расчет, представлял раскинутые сети…

Она оказалась девушкой в том смысле, какой это слово имело первоначально. До Андрея у нее не было мужчины. Он понял это еще до секса – по тому, как она боится, как неумело, некрасиво раздевается. И спросил напрямую, довольно грубо:

«Точно хочешь сделать это со мной? Чтоб я это сделал? Может, у нас ничего не получится дальше… в будущем».

Она каким-то и лепечущим, и уверенным голосом ответила:

«Я хочу, чтобы ты был первым. Единственным. Я не знаю, но я влюбилась… В тебя».

Его не тронули ее слова. Наоборот, появилось такое странное – а может, и не странное – желание: своими словами Андрей не мог его сформулировать, но вовремя вспомнилась строчка из Есенина – «изомну, как цвет». Правда, у Есенина там про хмель страсти, а он был спокоен и рассудителен.

Раздевшись, прошел к шкафу, достал старую простыню. Развернул на четверть, постелил на то место, где должен был оказаться зад Алины. Сказал:

«Ложись».

Она, подрагивая, потирая, будто замерзла, плечи, легла… А утром повела себя как хозяйка. Не нагло, а так – со скромностью, но все же по-хозяйски. Проверила его запасы в холодильнике, в тумбочке, где лежали крупы, макароны. Осмотрела посуду.

«Я приготовлю яичницу? – предложила. – Или могу оладьи сделать. У тебя вот сгущенка есть».

«Можно оладьи». – Андрей хотел казаться равнодушным и холодным, а на самом деле чувствовал умиротворение и тихую радость. Алина была какой-то уютной и на расстоянии теплой…

Стоял в дверном проеме между прихожей и кухней и наблюдал за новой девушкой в квартире. Казавшаяся полноватой в джинсах, кофтах, сейчас, в тонком халате, который Андрей специально держал для таких вот, оставшихся у него на утро, она выглядела стройной и фигуристой. Розоватые крепкие ноги, шары плеч прямо вопили о здоровье, женской силе.