Читаем Дождь в Париже полностью

Она энергично, умело взбивала вилкой тесто для оладий, лицо было сосредоточенно, серьезно. Вся погрузилась в этот процесс… Уловила взгляд Андрея, обернулась, в глазах появилась растерянность и испуг – «я не то делаю?» Но он улыбнулся, и ее лицо стало счастливым. А потом – озабоченным:

«Тебе ведь на работу сегодня?»

«Да… надо собираться… работать, – медленно сказал Андрей и добавил после еще одной паузы: – Оставайся».

И она осталась. И стала жить.

О загсе не поминала, не мечтала вслух о свадьбе, но с каждой неделей каким-то образом – не словами, не взглядом, не показной грустью, а иначе, неуловимо – все яснее давала понять ему, что нужно узаконить их отношения.

И он сделал ей предложение незадолго до Нового года.

* * *

Кофе, тарелка баранины с печеным картофелем согрели, прибавили сил. Еще бы покурить в тепле, и было бы совсем хорошо. Но курить в кафе нельзя. Ни в Париже, ни теперь у нас.

Топкин сидел за столом, катал меж пальцами сигарету, готовился к выходу на улицу. Настраивал себя.

Выходить не хотелось; он и не знал, что так боится холода – аж подташнивало от мысли о нем. Ждет, караулит за дверью и сразу накинется, полезет под куртку, сожмет ледяными пальцами голову…

– Сибиряк не тот, кто не боится холода, а тот, кто правильно одевается, – сказал себе и засмеялся. Довольно, кажется, громко, потому что люди за соседними столиками обернулись.

А с Алиной было ему тепло и уютно. Она не мучила суховатой красотой, как Ольга, не сжигала страстью, как Женечка. Никогда не лезла целоваться, не забиралась рукой под трусы, но и не бывала холодна и неприступна. Иногда смотрела с молчаливой и несмелой надеждой – «может, обнимешь?» – и он обнимал. Ему было удобно с ней все эти восемь лет и большего не хотелось.

Не предохранялись, но в первые два года Алина не могла забеременеть. Только стали всерьез беспокоиться, решили сдавать анализы, это случилось. Родился мальчик. Топкину не пришлось очень уж страдать от бессонных ночей, пеленок и прочего – мать Алины большую часть забот взяла на себя. Это его тоже устраивало.

Сын Данька рос, постепенно превращаясь из младенца в человека, а потом стал другом, маленьким мужичком, рассудительным и серьезным; жена заботилась о доме, муже и сыне. И когда Топкин уверился, что так оно и будет дальше долго-долго… Ну не совсем так, не статично, а как положено: они с Алиной матереют, потом медленно стареют, а Даня и, даст бог, еще ребенок – лучше дочка – взрослеют, расцветают, становятся им помощниками, защитниками… Да, когда он уверился: так оно и будет, как в правильных семьях, – их семья раскололась, а потом погибла.

Но сначала была свадьба.

Андрей к ней не готовился, не волновался, как в первый раз, во второй. Денег давал в меру, да Алина и не просила много. Сходил в универмаг «Саяны», выбрал хороший светло-серый костюм, туфли в тон, заодно отметил, что «Джент» исчез, вместо него появился салон стиральных машин. Подстригся в парикмахерской, купил два золотых кольца в ювелирке.

У Михаила был разработан целый сценарий свадебной церемонии по казачьему образцу, но из-за морозов пришлось от многого отказаться. Больше всего Михаила и его друзей-казаков расстроило, что не удалось уговорить молодых провезти их на дрожках от Каа-Хема до загса в центре Кызыла.

«Мы ведь замерзнем, Миш! – чуть не плакала Алина. – Не надо, пожалуйста».

И Андрей поддержал:

«Не стоит: минус тридцать пять обещают».

Вообще, ему в эти дни было не до веселья: родители и сестра отказались приехать. Татьяна недавно родила первого долгожданного ребенка – сына Юру, а родители…

Из староверов они за последние годы превратились в настоящих эстонцев. И это в без малого шестьдесят. Переоделись в европейское, выучили язык, перебрались в Тарту. Мама устроилась воспитательницей в частный детский сад, где были в основном дети этнических русских, а папа – инструктором в местную дружину «Кайтселийта» – Союза обороны.

Ссылались на рабочие дни – «а на двое суток что нам срываться?» – на самочувствие, но было видно, что им не хочется сюда, в Россию, в Сибирь, а может, не только не хочется, но и нежелательно… Андрей прямо так, со слезами, не настаивал, хотя стало обидно и неловко: каким-то сиротой жениться при живых родителях. Когда была свадьба с Женечкой, этой неловкости не чувствовал.

Договорились, что родители и Татьяна будут участвовать в свадьбе по скайпу. Андрей поначалу не мог понять, что это.

«Ты что, – как-то насмешливо ответил папа, – великая вещь. Недавно изобрели, и у нас тут все пользуются. Типа бесплатного видеотелефона. Сейчас пришлю ссылку, установи в компьютере».

Накануне свадьбы Михаил привез Андрею домой несколько сумок с вещами Алины. Это было частью обряда. На ночь невеста осталась у родителей, а Андрей почти не спал. Не то чтобы взвешивал свое решение, сомневался, перепроверял, мучился. Да нет, в общем был спокоен. Но не спалось.

Где-то за этим спокойствием билась, как пульсик, надежда, что уж эта попытка создать семью окажется последней. Последней, потому что удачной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза