Дождь Забвения

– Я хотел расспросить, да все некогда было. Тунгуска, а в чем дело? Музыка для вас слишком примитивное развлечение, вроде рисования на стенах пещер или резьбы по кости?

– Не совсем. Мы, жители Полисов, слушаем мелодии, хотя они сильно отличаются от привычных для вас. Но Ожье и большинство ее соплеменников просто невосприимчивы к музыке. К любой. И в этом есть наша вина. Мы украли у них музыку.

– Тунгуска, да как же можно украсть музыку?

– Думаю, от вашего внимания не ускользнуло, сколь сильно действует музыка на мораль воюющей нации. А теперь представьте, что источник воодушевления исчезает в одночасье. Мы уже создали вирус, способный быстро убить всех, если позволить ему предварительно заразить достаточное число людей. Но мы хотели не уничтожить противника, а обратить в нашу веру и усилиться благодаря этому. К тому же смертельный вирус нелегко распространить по всей зоне боевых действий. Как только он начнет убивать, будут созданы карантины, очаги болезни постараются изолировать с безжалостной эффективностью. Так что наши стратеги переделали оружие, заставив его поражать части мозга, отвечающие за речь. Предполагалось, что вирус успеет широко распространиться, прежде чем будет замечено и распознано его действие.

– Это вы зря, – буркнул Флойд.

– Но и такое оружие было забраковано, – продолжал Тунгуска с прежней невозмутимостью. – Оценки показали, что его применение приведет к десяткам миллионов смертей, поскольку развалятся основные социальные структуры. Люди не смогут нормально общаться. Поэтому вирус снова переделали. Результатом стала «А-музыка», нацеленная на определенные области правого полушария мозга, зеркальные левым частям, отвечающим за понимание и воспроизведение языка. Вирус сработал прекрасно, его жертвы потеряли всякую склонность к музыке. Они не могут сочинять ее, не способны играть, петь, даже насвистывать. Не могут и слушать. Для них это просто какофония, бессмысленное сочетание звуков. Некоторым музыка причиняет боль.

– Значит, и Ожье, и Сьюзен Уайт…

– «А-музыка» очень быстро распространилась по обществу ретров. Когда беду заметили, лечить было слишком поздно. Вирус укоренился. Его мутировавшие потомки распространяются и сегодня. Создан он был таким образом, что зараженные передавали его детям, а те – своим. И в конце концов подавляющее большинство оказалось лишено музыки.

– Но не все?

– Приблизительно одна десятая процента оказалась иммунной. Мы до сих пор не понимаем почему. Эти немногие считают себя счастливчиками. Их ненавидят, ими восхищаются – в равной степени.

– Но если вы отобрали у людей музыку, неужели не можете вернуть?

Тунгуска снисходительно улыбнулся:

– Мы пытались – ради нынешнего союза. Но нашлось очень мало добровольцев, согласившихся на вторжение в свой мозг. Большинство ретров не позволили бы нам даже вылечить сломанную ногу, не говоря уже про переустройство центральной нервной системы. А немногие смельчаки… Результаты были не слишком обнадеживающими. Если подопытные вспоминали, как музыка звучала раньше, то неизменно жаловались, что после восстановления она тускла, бесчувственна. Возможно, они были правы.

– А возможно, это обычное дело для всех, – заметил Флойд. – У меня-то никто музыку не отнимал, но, черт возьми, когда мне было двадцать, она звучала совсем не так.

– Признаюсь, у меня схожие подозрения. Но, принимая во внимание причиненный нами вред, нам по меньшей мере стоит прислушаться к мнению пострадавших. Вполне вероятно, что восстановление и в самом деле неполноценно.

– А как насчет вас? Если вирус повсюду, то должны были заразиться и вы.

– Тело и мозг програ полны роботов, сдерживающих вирусы. Но вы, Флойд… Машин-то у вас нет… – Тунгуска замялся. – Раз уж зашла об этом речь, я должен предупредить…

– Что вирус может в любой момент забрести на огонек?

– Пока, думаю, для вас угрозы нет. Нужно контактировать с несколькими носителями, чтобы вирус укоренился надежно. Но если останетесь в системе, будете свободно передвигаться в обществе ретров – рано или поздно вирус доберется до вас.

Флойд всмотрелся в свое глянцевое отражение на фальшивой пластинке.

– И я потеряю музыку, как Ожье?

– Наверняка – если, конечно, вы не единственный из тысячи, способный противиться вирусу.

– Спасибо. Рад, что предупредили.

– Честно говоря, я не ожидал такой реакции, – удивился Тунгуска. – Возмущение, ненависть, упреки – да, но благодарность…

– Вам не кажется, что возмущаться и упрекать уже поздновато? Что сделано, то сделано. Я же вижу, вы не очень-то гордитесь вашими трюками с вирусом.

– Вы правы, – произнес Тунгуска с видимым облегчением. – Мы ни в малейшей степени не гордимся. И если я могу сделать что-нибудь для компенсации…

– Можете, пожалуй. Услуга-другая в знак дружбы не помешает. Но лучше потом, когда разберетесь с вашей войнушкой за Солнечную систему.