Дозоры

— Не суди. Мальчику не было и года, когда он загремел в больницу. Двухсторонняя пневмония, аллергия на антибиотики… в общем — родителям сказали, что их сын не жилец. Знаешь, попадаются иногда такие удивительные доктора, которых и в ветеринарию пускать нельзя, коров жалко… «Мальчик ваш умрет, вы к этому готовьтесь, люди вы еще молодые, нового заведете…» Нового бы они, конечно, не завели. Костя был уже посмертным ребенком Геннадия. Вампиры после инициации довольно долго сохраняют способность к зачатию, это такая странная шутка природы. Но ребенок у них может родиться только один. После этого вампир становится стерильным.

— Да, я слышал, — кивнул Алишер.

— Так вот Геннадий поговорил с женой… Она была человеком. Она знала, что ее муж вампир… бывают такие семьи. Но он никого не убивал, был очень законопослушный вампир, она его любила… В общем — он укусил ее. Инициировал. Они планировали, что сына инициирует мать. Но у нее еще шел метаморфоз, а малыш стал умирать. Геннадий укусил и его. Костя поправился. То есть он умер, конечно. Как человек — умер. А от пневмонии поправился. Врач бегала вокруг и квохтала, что это исключительно благодаря ее талантам. Геннадий как-то признался, что едва не вцепился ей в горло — когда она стала намекать, что за чудесное спасение не грех бы ее и отблагодарить.

Некоторое время Алишер молчал. Потом сказал:

— Все равно. Они — вампиры. Лучше было мальчику умереть.

— Так он и умер, — согласился я. Мне вдруг как-то резко стал противен этот разговор. Я хотел объяснить, что Костя был самым обыкновенным ребенком, только ему приходилось раз в неделю пить консервированную кровь. Что он обожал играть в футбол, читать сказки и фантастику, а потом решил поступить на биофак, чтобы изучить природу вампиризма и научить вампиров, как обходиться без человеческой крови.

Но Алишер меня не поймет. Он настоящий дозорный. Он настоящий Светлый. А я пытаюсь понять даже Темных. Даже вампиров. Понять и простить, или хотя бы понять, или хотя бы простить. Последнее — труднее всего. Иногда простить — вообще труднее всего на свете.

Телефон в кармане звякнул. Я достал трубку. Ага. Ровное серое свечение.

— Привет, Эдгар, — сказал я.

После короткой паузы Эдгар спросил:

— У тебя что, мой номер определился?

— Нет, догадался.

— Ты силен, — со странной интонацией ответил Эдгар. — Антон, я уже час в Самарканде. Где вы?

— Кто «мы»?

— Ты, Алишер и Афанди. — Инквизитор явно не потерял даром последний час. — Ну и дел вы натворили…

— Мы? — возмутился я.

— Ну, не вы, — пошел Эдгар на попятный. — Хотя и вы тоже. Машину у директора рынка зачем отняли?

— Не отняли, а купили. Согласно пунктам о возможности конфискации транспорта в чрезвычайной ситуации. Тебе зачитать соответствующие параграфы?

— Антон, Антон, не гони, — быстро сказал Эдгар. — Никто вас ни в чем не обвиняет. Но ситуация и впрямь мрачная. Чтобы замаскировать ее, придется провести версию об уничтожении крупной банды террористов. А ты же знаешь, мы очень не любим маскировать свои… свои недоработки под человеческие преступления.

— Эдгар, я тебя понимаю, — сказал я. — Но мы-то здесь при чем? У меня есть личный разговор к одному Иному, не состоящему на службе в Дозорах. Я прилетел неофициально и имею полное право перемещаться по стране.

— В силу чрезвычайной ситуации — с ведома и под контролем сотрудника Дозора, — поправил меня Эдгар.

— Ну так Афанди с нами.

Эдгар вздохнул. Мне показалось, что где-то на заднем плане ему что-то быстро сказали.

— Ладно, Антон. Решай свои личные дела… которыми потом придется заниматься Инквизиции. Только не надо разъезжать ночью по горам, навернетесь в пропасть.

Честно говоря, меня его забота даже тронула.

— Не беспокойся, — сказал я. — Мы до утра отдохнем.

— Ладно, Антон. — Эдгар помолчал, потом как-то неловко пробормотал: — Приятно было с тобой поговорить… несмотря ни на что.

Я спрятал трубку. Сказал Алишеру:

— Странный он, Эдгар. Он и Темным-то был странным. А уж когда в Инквизиторы подался, то совсем изменился.

— Знаешь, я думаю, ты рано или поздно уйдешь в Инквизиторы, — очень буднично произнес Алишер.

Я обдумал его слова и покачал головой:

— Нет. Не выйдет. Жена и дочь — Высшие Светлые. Таких не берут в Инквизиторы.

— Рад этому обстоятельству, — серьезно сказал Алишер. — Ну что, поехали?

И в этот момент горы встряхнуло. Вначале несильно, будто пробуя скалы на прочность. Потом все сильнее и сильнее.

— Землетрясение! — завопил Афанди, мгновенно просыпаясь. — Из машины!

Что ж, когда он хотел, то мог быть очень даже серьезен. Мы выскочили из джипа, поднялись чуть выше по тропе и замерли. Горы тряслись. Сверху с шуршанием посыпались мелкие камни. Мы с Алишером, не сговариваясь, подняли общий защитный купол. Афанди тоже не остался в долгу — приложил ладонь козырьком к глазам и принялся обозревать ночь в поисках неведомой опасности.

И кое-что действительно углядел.

— Глядите туда! — закричал он, подпрыгивая на месте и протягивая руку. — Туда, туда!