Драгоценность черного дракона (СИ)

Мужчины… любят меряться своими… клыками. Вот только советник горд и неуступчив, не признает свою ошибку, а Кин не позволит подрывать свой авторитет при всех. Это может слишком плохо закончиться для них.

Шаг, другой. Она вышла из круга, обойдя советников по дуге и встав за спиной своего… супруга. До сих пор дико так его называть. Коснулась напряженной спины, уловила его гнев и раздражение из-за того, что кто-то осмелился перечить и отозваться о его женщине в таком тоне.

— Атали миа, Кинъярэ, каждый имеет право на ошибку. Особенно, если она не фатальна, — сказала мягко, поглаживая роскошные, бархатистые крылья дракона в полуформе, — мы должны быть едины в такой час. Прости его, а, если захочешь, поговори с ним позже, накажи, как тебе будет угодно. Мой предок не бежал, — острый взгляд на замершего алькона, — ведь на тот момент он не был наследником семьи, он лишь принял решения пожить вдали от этого мира, посмотреть на другие места. Никто не виноват, что так сложилось. Старые счета и обиды должны остаться в прошлом — иначе у нас не будет будущего, все повторится снова и снова.

Обняла Кинъярэ за плечи, взглядом нажимая на дернувшегося советника:

— Вы согласны?!

— Да, — сквозь зубы, — шэ-мортэли. Простите меня, Владыка!

Все-таки склонился. Что ж, не глуп, иначе бы не дожил до этого времени, но очень амбициозен.

— Поговорим позже, — плечи дрогнули под её руками, чуть расслабляясь, растворились крылья, — а пока у нас есть более важные дела. Встань рядом, Яра.

Упрямый стервец, вот же привязалось это имя!

— Пора призвать Отца и Мать!

Тринадцать кинжалов одновременно взвились в воздух, раня ладони. Тринадцать капель крови упало на начертанные посредине Храма символы, тут же засветившиеся темно-синим цветом, пока ещё совсем слабым, дрожащим и робким.

Кинжалы отброшены в сторону. В руке — пылающая багрово-черным отсветом от-ха. Здесь тихо — ни следа чужих душ или призраков, только едва уловимые тени мелькают на грани сознания. А на душе — подлое облегчение от того, что основную часть ритуала проводить не ей. Слава Смерти! Отец, укрой своим крылом! Вы же отвечаете, вы же слышите! Не допустите худшего!

Руки налились тяжестью от мерных одинаковых взмахов от-хи. Монотонный, ставший вдруг слишком пронзительным, слишком тяжелым голос её Клинка ввинчивался в подсознание, забивая гвозди тяжелых фраз на древнем языке.

Она впилась взглядом в Сайнара, стоящего напротив, такого же бледного, без кровинки на лице Так было хоть немного, но легче, осознавать, что она не одна, что это дикое ощущение отсутствия собственного тела, всего лишь иллюзия, не имеющая отношения к реальности. Боль, сначала почти незаметная, теперь пронизывала все тело от кончиков волос до пяток — и даже холодный пол под голыми ногами не приносил облегчения, напротив, стал казаться обжигающе-морозным.

Символы разрастались, сеткой укутывая все помещение, светился алтарь, светились статуи и подставки под факелы, высокий потолок, и даже они сами. Равномерное сине-фиолетовое свечение заполняло все вокруг, укутывая туманом. Боль стала совершенно невыносимой, но даже закричать она не могла — словно рот зашили. Кажется, по щекам текли слезы, кажется, она мечтала об одном — броситься отсюда прочь, выбежать из храма, упасть на зеленую траву или в водоем, зарываясь пальцами в землю и воду, сбрасывая этот гнет. Забыть обо всем и не вспоминать, разве что-то стоит такой муки?!

— Мы можем… — тихий шепот рядом, за спиной, — можем освободить тебя, дитя. Ты просто уйдешь и забудешь все, что здесь было.

— Здесь? — кто это?

— В этом мире. В твоей жизни, начиная с того момента, как ты шагнула в портал. Ты вернешься в свой старый мир, проживешь там долгую счастливую жизнь и не погибнешь так глупо.

— И что… что для этого надо делать?

Она не говорила вслух, как и её собеседник, но их мысли словно проникали друг в друга.

— Лишь уничтожить того, кто стоит рядом с тобой. Это несложно, если знать как. Сейчас он отвлечен ритуалом и ничего не сможет тебе противопоставить…

Боль скрутила, лишая памяти и разума, заставляя выть и мысленно корчится, словно с неё кожу живьем сдирали. Как она могла на такое пойти! Зачем?! Что она тут делает, и где? Кто это существо рядом с ней? Она не помнила в этот момент даже собственного имени, но продолжала машинально удерживать в руках оружие, совершая привычные — почему? — движения.

— Убить?

Она не помнила отчего, но сама мысль о таком исходе словно парализовала. Убить его? Это словно воткнуть нож в собственное сердце. Лучше умереть от этой боли.

— Не хочешь? А ведь он знал, что ты слаба, и не пожалел…

Она? Слаба?

Йаррэ стиснула зубы, прокусывая губу до крови, и эта кровь отрезвила, выбивая из странного транса. Миг, когда размышлять было совершенно некогда. Нельзя использовать от-ха, нельзя ударить, нарушая ход ритуала. Есть ли у неё иное оружие? Она никогда этого не пробовала, но — почему бы и нет? Крылья прорезались, разрывая зачарованную ткань, легко — словно она всегда так умела. Гораздо сложнее было нанести удар острыми наростами, не меняя рисунка движений.