Драгоценность черного дракона (СИ)

Спустя час она уже шагнула в открывшийся за городом портал, прижимая к себе сумку в которой, на первый взгляд, вовсе не было ничего крамольного. А двойное дно… потайные карманы… ах, пространственные, да ещё и скрытые магией? Нет-нет, она вовсе ни о чем таком не знала. Она ведь ужасно измучилась за эту неделю, исхудала, так, что только глаза и остались. Она ведь ночей не спала в этом страшном, ужасном месте. Еле выжила, сбегая от темных тварей!

Темная тварь, свернувшись маленьким клубочком в том самом потайном кармане (оказывается, и так гончие могли), тихо сопела, нисколько не мешая уносить её прочь. Они обе страстно хотели жить, а не выживать. Слава Смерти, иллюзия, сотворенная на крови Первого алькона, была настолько достоверной, что даже она сама большую часть времени видела себя прежнюю, ничуть не измененную. Значит и недругам ничего не светит… хорошего.

Она не доверяла живым альконам, у Первого свои планы, но Гирьен… за его чувство долга, которое оказалось превыше всего, она не могла его не уважать. Не могла им не восхищаться. Потому что, когда у человека… существа не остается собственного «хочу», когда он готов на все ради своей страны… тогда даже сама Смерть способна отступить. И она верила, хотела верить, что Мать — его Мать, их Мать окажется милосердна к своему сыну. Он этого достоин.

***

Интерлюдия 1. Честь ирра.

Когда у тебя есть только «должен» и «надо» в сердце что-то ломается. Завидуешь тем, кто смог оборвать канат долга…

Из личных дневников наследника Сайнара

Как много стоит корона? На что человек способен ради её удержания? На что вообще способны люди ради того, чтобы красиво и богато жить, наслаждаться богатством и положением? Преклонением?! Ответ так горек и прост. На все. Люди такие твари, что будут рвать зубами горло своему ближнему, лишь бы только дорваться. До трона. До управления страной — а, вернее, казной и ресурсами. О стране способен думать лишь тот, для кого она — его плоть и кровь, а не средство наслаждения, не возможность упиваться самим собой.

Это Сайнар усвоил твердо за последние лет пятнадцать. С тех пор, как отец в день его первого совершеннолетия — а тогда старшему ис-ирру было лишь тринадцать лет, заблокировал его магический дар лишь потому, что тот, по мнению сведущих, был темным даром. Более того, даром некромантов, проклятых тварей, предателей людского рода и последователей сумасшедших альконов… Он понял, что могут предавать даже самые близкие. Ради собственной выгоды. Ради того, чтобы о них не подумали плохо. Ради того, чтобы они могли удержаться у власти. Конечно, калечный ирр теперь под подозрением, как такому трон-то доверить? А если он освободит проклятых? Признаться, Сайнар никогда не был так близок к тому, чтобы попробовать это сделать. Останавливало лишь одно. В отличие от отца и придворной шушеры он не питал никаких иллюзий относительно покорности альконов. Да, кое-кого — самых молодых — удалось в свое время сломать. Кто-то даже наложил на себя руки. Но те, кто остался… о, нет, те смотрели зверями. Самой большой глупостью было держать их так близко к дворцу, но все словно ослепли и уверовали в свою неуязвимость.

А между тем лиловоглазая тварь Амондо уже все продумал. Сайнар часто ловил его задумчиво-оценивающие взгляды, и только не понимал — чего тот ждет? Знака свыше? Смерти правителя? Он был уверен — тот может в любой момент вырваться из-под удавки. Но, видимо, всех вытащить он ещё не мог. Что ж, в отличие от людей альконы друг за друга держались.

Молодой мужчина прикрыл глаза, прикусывая губы. Дар жег, терзал его изнутри, не находя выхода, не давая покоя. За эти годы он стал собственной тенью. Костяшки пальцев ударились об стол, он зашипел бессильно сквозь стиснутые зубы. В темной глади зеркала отражался бледный невысокий человек лет тридцати на вид. Худой, со слишком резкими чертами лица, острыми скулами и узковатыми черными глазами. Иногда казалось, что зрачок словно расплывается, уступая место тьме, но… Лучше бы это было так. Лучше бы. Ис-ирр медленно задрал рукава, смотря на черные нити вен. Сколько ему ещё осталось, с активным, но запертым даром? Не иначе сама Смерть держит.

В четырех стенах он скоро совсем взвоет — но и смотреть на придворную шайку лизоблюдов, которые брату и сестре ноги лижут — тоже никаких сил нет.

Однако, любимое место оказалось занято. Здесь уже кто-то сидел — прямо на парапете, совершенно не боясь высоты и болтая в воздухе ногами. Тонкий, сухощавый и гибкий. Длинная белая коса змеей вилась по полу. Алькон. Помянешь, вот и…