На темных простынях лежал худой, почти обтянутой кожей мужчина, в котором она с трудом узнала сияющего айтири Ше’Тариналя. Теперь жизнь едва теплилась в нем, хоть от раны в груди не осталось и следа. Белое лицо. Пылающие мутно-голубым светом глаза. Пробивающиеся на кончиках пальцев когти. Он словно замер в попытке обратиться альконом и не мог сдвинуться с этой точки. Организм все тянул и тянул силы и… убивал его. Сидевший рядом алькон не шелохнулся, смотря пустым, отрешенным взглядом.
— Не сомневаюсь, что смерть скоро за мной придет, Благословенная!
Бледные губы слабо шевельнулись. Мортэ Кейнарэ резко вскинулся, уже осмысленно глядя на неё и медленно поднимаясь.
— Что, Кин уже засылает вместо себя детей?
— Меня никто и никуда не посылал, Драгоценный Кейнарэ. Более того, мне запрещали сюда приходить. Но… иногда запреты становятся неважны — вам ли этого не знать?
Она смотрела безо всякого стеснения, неприязни или страха. Она понимала его — и принимала, наконец, всем сердцем, безо всякой обиды. Просто потому, что он был таким же, как и она. Он тоже хотел спасти того, кто был ему дорог — любой ценой, не считаясь с последствиями.
Йаррэ шагнула к постели, присев на самый краешек. Мягко улыбнулась, не обращая внимания на пронзающего её взглядом алькона. И качнула головой.
— Я пришла не злорадствовать, а помочь. И я знаю, что смогу это сделать, — сказал спокойно.
Иногда чужие глаза, осветившиеся безумной надеждой — лучшая награда за любые испытания.
— Вы не слишком самоуверенны?
Она уже не слушала.
— Ложитесь. Вот так, поудобнее, — заметила мягко тяжело дышащему айтири.
Больше он не был врагом — только тем, кто нуждается в её помощи.
— Что ж… хуже не будет. Не надо, Кей. Ты ведь все равно не знаешь, что делать, — оборвал он что-то нервно шипящего мортэли.
— Будет только лучше, — заверила, ничем не выдавая своей неуверенности.
Главное, чтобы их не прервали…
Это не трудно… во снах она делала это уже сотни раз.
Ладони уверенно легли на грудь мужчины — рубашку она просто распорола когтями, чтобы не мешала.
Что-то задрожало внутри на высокой тонкой ноте. Застонало, зашипело, задышало тяжело, поднимаясь изнутри ледяной волной. Над ней распахнулись невидимые крылья — белоснежные, ослепительно-яркие, пронизанные сеткой черных линий.
— Что бы ни происходило, держите его, — сумело выговорить, едва разлепив губы.
Кажется, мортэ Кейнар её понял. По крайней мере, метаться мужчина резко прекратил, ухватив друга за плечи и не давая ему шевелиться.
Сила хлынула тонким ручьем, растеклась, разрастаясь и накрывая умирающего. Ей не нужны слова и заклинания. Не нужны ритуалы и приготовления. Суть Благословленных в другом. Они лечат одним своим присутствием чужие раны. Дают силы. Возвращают к жизни, исцеляя и тело, и рассудок. Но надо знать, КАК правильно это делать. Белоснежные сети рвали кожу на подушечках пальцев, но она не замечала, продолжая вплетать свою силу в узор. Крылья дракона укрыли их полностью сверкающим плащом, сердце тяжело билось в горле, шумело в ушах…
Иногда Благословленным не хватает собственной силы, и тогда они отдают свою жизнь.
Ради того, кто умирает сейчас мучительно и медленно, она без колебаний готова отдать свою. Просто он родной. Он их. И он не должен уйти. Белоснежная сеть накрывает тело уже в несколько слоёв, но этого мало, мало! Оно слишком истощено, ослаблено и устало бороться за жизнь, а её сил тоже не хватает, хотя уже и исчерпала до донышка!
На губах застыл солоноватый привкус, кружится голова, когда вдруг над ухом раздаётся тихий шепот.
— Возьми мою силу, малышка.
И перед ней распахивается Бездна. Столько силы она не ощущала даже в Мастере. А тот, кто стоял за ней, сам был чистой энергией, ярчайшей звездой, воплощенной смертью на землю. Она купалась в его энергии, пила её жадно, не забывая направлять на собственного пациента, и снова забирала — а её вовсе не становилось меньше.
— Все, остановись. Хватит. Теперь мальчик справится.
Властному голосу невозможно не повиноваться. И она отпускает сети, которые тут же впитываются в тело бывшего айтири. Сознание медленно проясняется. Да. Теперь он выглядит гораздо лучше. Белоснежная кожа, острые когти, белеющие на глазах волосы. Он крепко спит, и ему больше совсем не больно.
Тот, кто стоял за её спиной, делает шаг вперед, не обращая внимания на посеревшего от волнения Кейнарэ. Садится на кровать, проводя когтями по своему запястью и лично поет новорождённого, алькона собственной кровью, несмотря на тень сомнения на лице.
Она низко кланяется, не сводя блестящих глаз с высокого белокожего алькона, чьи волосы сияют мягко лунным серебром от переполняющей его силы. Глядя на него, хочется добровольно опуститься на колени, принимая его власть над собой, принимая его самого и его силу. Да, все же старший сын очень на него похож…
— Он так же упрям, верно. Хотя от родичей стоит брать только лучшие черты, а не наоборот.
Бывший Владыка легко поднимается, оборачиваясь к ней.