Дракоморте (СИ)

Наверняка в детстве, когда Илидор попадался на какой-нибудь мелкой шалости, он точно так же таращил честнейшие золотые глазища на драконью воспитательницу Корзу Крумло и обещал, что больше так не будет. Про себя, разумеется, добавляя что-то вроде «когда ты смотришь».

Йеруш наконец выгнал из носа запахи, сопровождавшие когда-то его первые уроки музыки, и с силой потёр уши, чтобы окончательно убрать из них следы давно отзвучавших голосов. Посмотрел на Илидора раздражённо.

— Мне кажется, то, что ты выбрался из гномских подземий, — просто случайность! И не давай мне повода назвать эту случайность досадной, дурацкий дракон!

***

Жрецы до заката выгуливали по окрестностям котулей и людей-старолесцев, пели вместе с ними, рассказывали бесконечное множество историй о славных деяниях Храма в разных землях, вместе собирали и готовили еду, а потом устроили какие-то весёлые игрища — с вырубки доносились их отзвуки. Илидор, хотя и был рад, что Храм принял его под своё крыло, с большим облегчением убедился, что от него не ожидают участия в игрищах и гульбищах.

Он не был готов к настолько тесной дружбе. Возможно, слишком привык быть ничьим.

Сиренево-синий закат опускался на озеро, подсвечивал потусторонне-голубоватым светом два недоразвитых кряжича, которые угораздило прорасти в воде. Тощие, малорослые, почти лишённые листьев, они стояли в темнеющем озере, свесив ветки, и грустно поскрипывали вслед уходящему дню.

Храмовники и котули ужинали на вырубке, туда же позвал Илидора посланный Юльдрой парнишка. Спустя некоторое время дракон вернулся с задумчивым лицом и двумя толстыми лепёшками — для себя и для Йеруша. Они поужинали на границе подлеска в виду палатки Йеруша — съели лепёшки и остатки наловленных днём прыгучих грибов.

Сейчас здесь, на поляне у синего озера, сделалось просторно, тихо и спокойно, только Мажиний, сын Дакаты, ходил по берегу в закатанных до колена штанах и собирал в корзину самых маленьких хорошечек. Любопытные юные растения разбежались кто куда и увлечённо совали побеги в воду, покрашенную закатом в фиолетовые и сине-красные цвета.

Время от времени Мажиний издавал залихватский горловой вопль, подзывая старших хорошечек:

— Хий-йя! Хий-йя! Уо-о-у! Уо-о-у!

— Что он делает с этими растениями? — спросил Илидор. — Они для чего-то нужны?

Йеруш тыкал в костёр тонкой веточкой, на которой запекали грибы, и веточка от этого окрашивалась в разные цвета, что было довольно забавно.

— Мажиний? Да вроде просто возится с этими штуками и всё, — пожал плечами Йеруш. — Вот помнишь цветники в посёлках Чекуана? Ни для чего не нужны, просто кому-то нравятся цветы и кто-то любит с ними возиться. По-моему, вот так и хорошечки у Мажиния — вроде клумбы. Хочется ему таскать эти штуки туда-сюда, укрывать на ночь от холода и выстраивать по росту.

— Они странные.

— В этом лесу всё странное, Илидор. Хорошечки. Котули. Рохильда.

Йеруш отбросил палочку и улёгся на земле, закинув руки за голову.

На берегу озера старшие хорошечки, услышав зов Мажиния, замирали в складках местности, поджимая жгутики, но, по мере того как Мажиний продвигался вдоль берега дальше и его зов раздавался ближе, растения покорно покидали свои убежища и семенили на голос. Плеск воды, плюханье хорошечек и зов Мажиния разлетались далеко-далеко над гладью тихого озера.

— И пусть частица отца-солнца в нашей груди рдеет чистым пламенем в ожидании нового дня, — голос Фодель вплёлся нежным колокольчиком в закатный вечер.

Йеруш мимолётно поморщился. Илидор выпустил его руку, улыбнулся и закинул голову, чтобы проследить, как жрица идёт к озеру от вырубки, такая воздушно-потусторонняя в своей струистой голубой мантии. Как будто лесной дух плыл к берегу, чтобы проводить ещё один день и позаботиться, чтобы за ним пришёл следующий.

Одна маленькая хорошечка отбилась от стада и невесть как умудрилась забрести к тлеющему кострищу так далеко от воды. Илидор обнаружил хорошечку, когда она ткнулась ему в ладонь прохладным жгутиком и попыталась вскарабкаться по пальцам, высоко поднимая корненожки.

— Похожа на очень мелкого драконыша, — заявил Йеруш, глядя как хорошечка машет листиками, удерживая равновесие. — Во всяком случае, я думаю, что похожа.

Эльф теперь полулежал на траве, опираясь на локоть. Неровно остриженные волосы слева падали на скулу, наполовину прикрывая глаз, и Найло казался ещё более взъерошенным, чем обычно. Фодель прошла к озеру, прошла совсем близко к эльфу и дракону, особенно к дракону, она почти коснулась подолом мантии плеча Илидора, встретилась с ним взглядом, улыбнулась уголком рта, кивнула на пригорок с левой стороны озерца и завернула к правой.

— Пусть тепло наших сердец рассеет холод ночи и проложит дорогу для нового рассвета…

— Обожаю лето, — заявил дракон, ловко сцапал хорошечку и растянулся на траве. — Вот ты обожаешь лето, а, животное? А ты, Найло? Или твоё время — лютая зима? Говорят, в Донкернасе тебя однажды до того вдохновила зима, что ты едва не угробил холодом ледяного дракона! До этого ж ещё додуматься надо было! А летом, ну? Ты делал что-нибудь интересное летом, Найло?