Дракон проснулся (СИ)

«Дениел», — звучит в голове её голос, и я пытаюсь сопротивляться. Выдворить её вон!

«Дениел, приди ко мне! Я виновата», — твердит она заученным голосом, и я совсем ей не верю. Виновата, как же!

Не знаю её, видела пару раз портреты, тогда Геранта мне даже показалась красавицей, а сейчас смотрю на её тонкую, почти прозрачную фигуру и понимаю: ничего особенного. Даже Оливия Лаветт, которую Курт прячет среди деревьев, если пойти направо и не сворачивать на большую дорогу, и та выглядит лучше. Чище, если речь не идёт о телесной чистоте.

Гниль Геранты, улыбающейся призывной манящей манерой, словно точно знает, что рыбка клюнет, видна в груди призрака, как плесень на корке хлеба. И даже нити, которыми она привязана к одному из магов, к тому самому, кто убеждал меня не верить Дракону, не бежать с ним, кого я сильно недооценивала, как жениха и как мага, были едва заметны.

Казалось, вот стоит на земле девушка, пугается, смотрит с надеждой на небо, цепляется за раскидистое дерево, прячется в его тени, кажется, ясеня, он всегда сопутствует мёртвым, и зовёт единственного, кому верит, кто может её защитить.

Я внезапно оказалась за её спиной и видела, как поляна, объятая пламенем, вдруг опустела, как зверь пропал в тумане, чтобы в следующий миг вернуться человеком. И испытала досаду.

Желание кинуть в него чем-то увесистым, чтобы по дурной голове попало. Он шёл к ней, и туман стал плотнее, отсекая меня от этой парочки.

Могла бы я крикнуть, что это ловушка? Наверное. Но я смолчала, и раз была не в силах отвернуться, оставалось лишь смотреть и слушать.

— Прости меня, если сможешь. Мне душно здесь, но уйти я не могу, — голос морока звучал естественно. Даже слишком хорошо, живая дева не могла бы оставаться такой картинно-испуганной. — С тобой уйду, тогда мне будет всё равно на других.

А вокруг пахло смертью. Все женщины, даже ведьмы, что сеют её, ненавидят запах битв, потому что лучше многих понимают, что в них проигравших много, а победителей — единицы. И те проиграют позднее, когда толпа закончит их чествовать и равнодушно, даже с некой брезгливостью, отвернётся к другим идолам.

— Не простишь? Я бы тоже не простила.

Кивнула и отступила в тень.

Дениел молчал, скрестив руки на груди.

— Я хочу сказать, что не могу уйти, пока не простишь. Я сама себя наказала, с местью ты опоздал, но если угодно, убей меня!

Искренне. Я почти поверила. А он? Хмурится, молчит, почти не смотрит на Геранту, но и не уходит. Я бы давно отвернулась и не слушала.

— Что тебе надо, Геранта? Пришла убедиться, что я проиграл снова?

— А ты проиграешь?

В её голосе мелькнула надежда.

— Давай убежим вместе, как мечтали. Я смогу обрести новое тело, займу новый сосуд, и уже ничья магия не разлучит нас! Любимый!

— Вот как! Даже так запела!

Он усмехался, но не уходил.

Неужели всё, что Дениел мне говорил, что шептал ночами, по утрам, все его письма — это ложь?! Обещания, уверения, взгляды — всё предназначено ей, не мне.

Во рту снова стало горько, а на душе гадко, зря я ему защитный мешочек дала! Силы у себя оторвала, ради него, ради его победы, а вот оно как выходит!

Гаденько. У меня даже зубы заскрипели. Вот сейчас собраться бы в кулак и ударить их обоих. Призрак разметает, и Дениел увидит, кто им повелевает! Хотелось бы посмотреть тогда на его лицо, впрочем, не могу, беречь себя надо. Не ради Дракона, пусть будет в дураках и вечно сидит на цепи, как его отец, раз ума нет! Раз любви недостаточно.

Я повернулась, чтобы уйти, но туман не пускал. Размазал по лицу водяные капли и не позволял сдвинуться с места!

— Геранта, я прощаю тебя! Уходи!

Вот уж некстати такое услышать. Прощает! Я бы не простила!

И в доказательство моих намерений за спиной тонкой нитью пронёсся истерический женский смех.

— А я тебя уничтожу! Даже теперь!

Нет, уйти не получилось. Обернулась с дрожащими руками, на кончиках пальцев наливалась Сила, с которой мне не справиться, коли решит выплеснуться в мир. И пусть!

Призрак уйдёт навсегда, это важно. И я уйду, но после.

И Сила ударила мне в лицо, а потом другая, ей наперевес. Я оказалась на линии огня, но он не причинял мне ни боли, ни вреда. Я раскрыла глаза и увидела лицо Дениела: сквозь человеческие черты проступало что-то звериное. И глаза, они становились другими, тоже вполне себе Драконьими. Холодными, безжалостными, полными ярости, скрытой, как пружина, в их глубине цвета янтаря.

Сказать я тоже ничего не успела, даже если бы могла.

Призрак заголосил противным тонким голосом, в нём тоже не осталось ничего человеческого. И нити, приковывающее его к хозяину, натянулись, сделались видны, как канаты. И хозяин виден.

— Милорд Рикон, — Дениел, за спиной которого я видела незримые для прочих крылья, слегка поклонился.

А я нахмурилась. Одно имя на двоих?

И туман снова сделался плотнее, как вата, напиравшая со всех сторон, отделявшая нас четверых от всего остального мира. Пятерых, если считать Геранту, а её нельзя было списывать со счетов. Пусть она не жива, но носит в себе чувства, испытанные оригиналом. В библиотеке Дениела было написано о мороках вскользь: