— Я помню, милорд. Вы спасли меня, когда я хворала. Возможно, это просто совпадение, но оно было угодно Богам, а значит, и я признаю. Вы меня вылечили.
Теперь она смотрела с любопытством. Наверное, считала, что выиграла словесный поединок, пусть так, я не стану разуверять её.
— Я пришёл сделать это снова, ваше высочество.
И покосился на госпожу Мольсен, как звали седовласую даму. Она с жадным любопытством наблюдала за нами, уже предвкушая, с каким удовольствием перескажет в подробностях своей ледяной хозяйке сокровищницы Двуликого. И даже приукрасит пикантными фразами, будто бы сказанными любовниками по неосторожности.
То, что мы с Ниарой состоим в связи, теперь будет для всех очевидно. Видимо, это поняла и Ниара, когда снова попыталась отделаться от меня, встав за кресло, будто увеличивая между нами расстояние, могла оправдаться. И её лицо снова выражало лишь холодное неудовольствие.
Геранта играла глазами, мной, всем светом. Ниара же, так на неё похожая, скрывалась за ледяной стеной, как за щитом. Но он сейчас вот-вот даст трещину.
— Я не больна, не понимаю, зачем вы пришли. Слышала, вы обручены, поздравляю и желаю счастливого брака. Только боюсь, мне нечего вам подарить в знак особой милости.
— Вы нездоровы, я слышал, об этом все говорят, — произнёс я с самым невинным тоном, сквозь который всё равно прорвалась насмешка.
Сделал шаг вперёд, ещё одни. Расстояние между нами стремительно сокращалось, госпожа Мольсен издала булькающий звук, означавший, что ей пора вмешаться, но я опередил её.
— Эта брошь, я верю, защитит вас от дурного глаза, — произнёс я и протянул ей шкатулку с гранатовой булавкой. — Она должна принадлежать вам.
— Я не беру подарков от тех, кто мне не близок. А с вами я малознакома и не желаю сближаться.
В её лице промелькнул испуг, сменившийся отчаянием в глазах. Я понимал, о чём она думает: «Теперь уж моя репутация погибла безвозвратно».
— Её высочество устала, милорд. Аудиенция окончена, — госпожа Мольсен вклинилась между нами как внезапно выросший терновый куст. Острый, пораниться несложно, если прикасаться к её колючим ветвям, но я ловко обошёл её и вмиг оказался подле Ниары, осознавшей, что она оказалась прижатой к стене и отступать больше некуда.
— Возьмите.
— Не возьму, — упрямо мотнула головой и сжала пальцы в кулаки. — Уходите.
— Уйду, как только возьмите, — пообещал я, и она кивнула.
— Это непозволительно, ваше высочество, — мелкой собачкой визжала седовласая дама, но нам обоим не было до неё дела.
Ниара схватила коробочку с брошью, сжала в руке, а потом с торжествующим видом произнесла:
— Посмотрите, это стекляшка, милорд. Так и знала, что у вас закончились родовые сокровища. Убирайтесь! Я не нуждаюсь в вашей защите.
И вернула мой подарок нераскрытым, сунула в руки, будто это не подарок, которому всякая модница рада, а что-то гадкое. И он изменился, это я точно знал, но как такое возможно?
Я немедленно открыл коробочку, перевязанную алой шёлковой ленточкой, и увидел, что вместо граната булавку венчала треснувшее, поблёкшее от солнца стекло.
Глава 11. Помолвка
1
Я больше никогда не бывала одна. Мало того что госпожа Мольсен превратилась в мою тюремщицу, скрывающую надзор под маской заботы. Так ещё и Берта была вынуждена следовать установке, полученной от матери-настоятельницы сокровищницы Двуликого.
Не сметь отходить от меня ни на шаг и немедленно докладывать обо всех странностях лично госпоже Мольсен.
Когда я пожаловалась на такой надзор родителям, а потом и его величеству, по срочной почте мне пришли почти одинаковые ответы: всё для твоей пользы. Ты слишком ценна и прочее.
Не то чтобы я сама желала выходить на улицу, где полагалось передвигаться в закрытом экипаже и не дальше, чем того требовала необходимость, но всё же подобное ограничение меня угнетало. Казалось, с моим приездом в округ Вронхиль я стала изгоем. Угрозой всему сущему.
— Вы преувеличиваете, госпожа, — пыталась утешить Берта и делилась со мной сладкими подарками племянника казначея, с которым у неё теперь был головокружительный роман. Моя молочная сестра объедалась сладостями, как всегда мечтала, потому как строгая и экономная мать приучила дочерей не тратить деньги на себя.
«Потому что это грех, не приучайтесь к радости плоти, не придётся сожалеть после и пускаться в бесчинства».
Да, Берта была не бедна, она могла бы баловать себя на деньги мужа и ту плату, которую получала от моей семьи, но никогда этого не делала.
Одевалась так скромно, как могла, чтобы соответствовать статусу княгини, хотя всё время говорила, что она горничной пришла ко мне, ею и останется. Не подпустит ко мне других служанок, я слишком хрупка для проклятий, которые часто преследуют королевскую кровь. А князь пусть своим титулом подавится.
Но сейчас о муже она старалась не вспоминать, кроме как во времена молитвы, когда, стоя коленями на холодном полу, возносила молитвы, чтобы избежать наказания в загробном мире, приготовленного для неверных жён.