Дракон с копытами дьявола

Корр.:Александр Гельевич, события последних дней во Франции не могут не беспокоить. Сейчас проблема уже начала распространяться на соседние с Францией страны. Особенно тревожно это выглядит, если учитывать, что в чем-то та социально-этническая структура, которая есть во Франции, свойственна и России. Каков Ваш взгляд на проблемы Европы, и возможно ли повторение подобного на российской почве?

Александр Дугин: Я думаю, что пришел конец Европе. «Западная цивилизация», «глобализация», «политкорректность», «либерализм», «права человека», — мы должны забыть весь этот опасный бред.

Проблемы Европы имеют множество аспектов. Во-первых, существует глобально порочное либеральное представление о человеке, как об индивидууме. Основная проблема Европы заключается в ее политической антропологии, приравнивающей человека к индивидууму и рассматривающей человека в концепции Локка как чистый лист бумаги, на который все наносится путем социального воспитания. Тем самым полностью игнорируется этническая, религиозная, культурная, расовая и другая идентичность, которая рассматривается, как нечто второстепенное. Соответственно на этой политической антропологии основана структура общества и вводится главенствующее понятие «гражданина», которое является политическим выражением всей этой антропологии.

Гражданин — это индивидуум, получивший ряд бумаг и. удостоверений для проживания в той или иной стране, в том или ином обществе. Эта концепция гражданина или гражданского общества, антропологическая концепция, основанная на индивидуализме, рано или поздно дает фундаментальный сбой.

Она дает его сейчас. Именно это происходит во в Франции и начинает, происходит в других странах Европы. Это абсолютно ложное учение, которое ничего хорошего не несет, и сейчас оно воочию демонстрирует свою несостоятельность и никчемность. Согласно этой модели политической антропологии, любой человек любого цвета кожи, любой культуры, любого языка, попадая в западное общество, становится рядовым элементом этого общества, точно таким же, как и все остальные. И вся законодательная база европейских стран связана с этой политической антропологией. То есть все претензии предъявляются к индивидууму как к гражданину, как к некоей атомарной личности в отрыве от того, что это за гражданин, какую религию он исповедует, к какому этносу он принадлежит. Французское представление о национальности — это представление о гражданстве, то есть африканец, араб, русский, кто угодно, все будут «французы», их nationalite будет «francais» — в паспорте и в жизни. Таково представление о политической антропологии.

Но это так только для западного общества. А для «незападного» — например для восточного — не так. По природе не так. В теории получается, что когда представители арабского мира, африканского мира, китайского мира, японского мира попадают в эти европейские условия, они становятся французскими гражданами, становятся «французами» с юридической точки зрения, безупречными французами, абсолютными французами, которых никак нельзя отличить от другого француза, например, который испокон веков жил во Франции. Между ними нет ни малейшего формального юридического различия — так строится западное общество. Но они, конечно же, никакими «французами» в культурном, историческом, психологическом, ментальном смысле не становятся, они остаются мусульманами, или африканцами, китайцами и так далее. И ведут они себя, как мусульмане, африканцы, китайцы и т. д. И живут они по законам своей культурной идентичности, а не по законам общеевропейского гражданского общества. Поскольку культурная идентичность, религиозная идентичность намного серьезней, фундаментальней и глубже, чем нормативы и коды гражданского общества. Европейское право, основанное на игнорировании этой идентичности, сейчас сталкивается с тем, что оно рушится, подвергается эрозии в своих корнях. Поскольку скопилась критическая масса приезжих из других стран, которые никак не интегрируются в европейское общество, или интегрируются, но очень поверхностно. Сохраняя свою культурную идентичность, они оказываются неуправляемыми в этой ситуации. И создают анклавы самобытного существования, которому легко наплевать на все неформальные социальные императивы, поскольку они отражают опыт коренных французов, французы их и соблюдают, а, например, арабы — нет. Ведь помимо формального требования всегда еще существуют неформальные, исторические элементы права, устоев, нравов. Настоящие коренные французы помимо социальной модели модель, которую они проговорили, описали в формальных кодексах, несут в себе и неформальную сторону, которая гораздо шире. А вот арабы совершенно не несут этой неформальной части, поскольку их исторический опыт, устои — иные. И вот когда критическая масса этих инокультурных элементов достигает определенного пика, происходит сбой всей системы.