Драконья Игра

— Эдвард, да твой цепной пес тебя же и допрашивает! — всплеснув руками, Альварх залился звонким восторженным смехом. — Да еще как грамотно: вывел на искренность на раз-два. Ай да Винсент, ай да молодец!..

Правитель и сам уже понял это — как и то, что канцлер его поймал. Несколько длинных, бесконечных секунд утекли прочь, успели растаять без остатка. Слишком поздно, чтобы ко времени задавать вопросы, уместно разыгрывать недоумение… паршивый расклад.

Лорд чувствовал досаду и желал бы сорвать свой гнев. Но придется всё-таки сделать вид, что ничего не произошло, и попытаться сохранить лицо.

— Какой еще к черту мертвец, — ледяным тоном процедил беловолосый, не поддержав веселого настроя дракона: тот продолжал откровенно посмеиваться и хлопать в ладоши. Заклинатель терпеть не мог, когда его просчитывали наперед, рассчитывали как уравнение. — Что за дикие мысли? Ты, верно, переутомлен от чрезмерных умственных усилий… а то и вовсе повредился в рассудке, раз заводишь такой разговор.

— Увы, и сам я, милорд, прихожу к тем же неутешительным выводам, — невозмутимо согласился действительный тайный советник. — Других вариантов здесь, разумеется, и быть не может. Учитывая вскрывшиеся факты, боюсь, ваш покорный слуга едва ли способен справиться с возложенными на него обязанностями. Вам ведь не нужен безумец во главе особой службы, не так ли? А потому вынужден сей же час подать в отставку с поста.

С этими словами Винсент сделал долгий и низкий поклон, положенный в подобных ситуациях, и, выразив таким образом почтение, протянул правителю официальный рапорт. Серая гербовая бумага была скреплена знаменитой треугольной печатью — бледной, почти прозрачной.

Призрачная печать особой службы Ледума: как резко контрастирует нежный цвет экрю с жуткой славой, которой овеяны такие документы!

— Ну нет, с тобою так играть нельзя, — снова смеется Альварх из своего кресла, забравшись в него уже с ногами. — Для опасных игр ты слишком азартен, дитя.

Лорд Эдвард же, склонивший голову на бок, в этот миг напоминает готовую атаковать хищную птицу. С растущим раздражением возвращает он канцлеру пристальный, немигающий взгляд. Что это, бунт на корабле? Кажется, подчиненный его и в самом деле раздосадован, рассержен даже, хоть и держит себя в руках, внешне ничем не выдает мыслей — лицо привычно спокойно. Но всё-таки глава особой службы глубоко уязвлен: именно этим тщательно спрятанным чувством вызвано демонстративное прошение об отставке.

И если уж и в самом деле ворошить прошлое, Винсент был оставлен в дураках не потому, что оказался глупее правителя, а лишь потому, что поверил его словам, позволил себе роскошь не проверять их. Доверие — то, за что был он наказан, и чего можно было отныне не ждать никогда.

Конечно, всё это можно было понять. Видят боги, правителю даже жаль было в один миг лишиться этого кредита доверия, но… подобное поведение недопустимо и должно быть пресечено. Канцлер, похоже, возомнил себя уникальным обладателем права на всезнание, меж тем как оно не доступно даже драконам. Нужно уметь проигрывать, Винсент, и проигрывать с достоинством: иногда и ты совершаешь промахи. Мертвец, говоришь? Именно так. И почему же ты так удивлен — мертвецы известны своей злопамятностью.

Даже не глянув на текст, лорд Эдвард вскинул ладонь, будто отмахиваясь, и лист бумаги в руках Винсента сам по себе оказался разодранным на мелкие клочки. Едва шевельнув мизинцем, с мрачным удовлетворением заклинатель швырнул их прямо в лицо канцлеру. В последний момент не удалось удержаться и от совсем крохотного энергетического импульса: холодные струи энергии, в мгновение ока высвобожденные из-под кончиков пальцев, разъяренными белыми змеями кинулись к собеседнику. Узкие ленты многослойно закрутились вокруг горла и вздернули тело вверх, с легкостью приподняв над паркетом. В шее что-то хрустнуло.

Ледяные потоки подхватили человека и, протащив через всю комнату по направлению к выходу, прямо-таки впечатали в стену. От сильного удара монокль выпал, и стекло дало трещину. Обрывки прошения об отставке беспорядочно парили в воздухе, словно большие хлопья снега. Канцлер медленно сполз на пол и остался лежать, переводя дух и постепенно приходя в себя. Благоразумно воздерживался он от движения, как и совсем недавно делал то же Кристофер.

Благоразумие это имело свои причины. В былые времена правитель Ледума подчас не был способен контролировать гнев, и некоторым приближенным пришлось жизнью заплатить за его несдержанность. Не потому, что позволили себе дерзость — больше по случайному стечению обстоятельств. В настроениях своих лорд бывал переменчив, и милости его боялись едва ли не сильнее, чем немилости.