Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG)

Он выглянул в окно, но на дворе не было ни единой живой души, только лишь догорающие разорванные трупы. Воздушных судов чужих тоже не было видно – похоже, что в брошенной крепости он остался сам. Ничего удивительного, что челядь просто сбежала. Любой, кто видел чудищ в деле, просто взял ног в руки. Те же, в свою очередь, сделали свое дело и улетели. Интересно только, зачем они забрали Йитку. Семен, прежде чем потерять сознание, видел, как ее выводят. А точнее, сделал это один з одержимых турок, мужчина с удивительно знакомым лицом. Поручик уже видел его где-то, наверняка в Стамбуле. Жаль только, что не было сил вызвать того на бой. Поляк валялся, втиснувшись в угол, с трудом хватая воздух. Одержимый его даже и не заметил. А вот Йитка поглядела на Семена с просьбой в громадных, наполненных страхом глазах.

Не повезло же девице. Сначала ее похитили татары, потом Якуб, затем гетман Пац, и вот теперь – чужие. Чудо, что еще живая, чертова потурчанка. Ну ладно, ему самому не оставалось ничего другого, как найти какое-нибудь спокойное и теплое местечко, чтобы выспаться до утра. Хотя приятных слов, скорее всего, он не увидит. Утром нужно будет найти лошадь и чего-нибудь пожрать, а потом мчаться, что было сил, догоняя армию.

А Йитка? Все время он видел перед собой ее блестящие глаза и губы, которыми она бесшумно пыталась что-то передать. Что же это было? Поручик даже остановился, чтобы припомнить.

- Спаси меня!

Киркларели

3 шаввала 1088 года хиджры

29 ноября 1677 года от Рождества Христова

Дорота, морща лоб, глядела на горящую мечеть. Клубы густого дыма валили через широко распахнутые ворота, языки огня выскальзывали изнутри и ползали по стенам. К пожару с безразличием присматривались польские драгуны, стоявшие лагерем на ближайшей площади. Местные турки метались туда-сюда с ведами воды, женщины в хеджабах завывали от отчаяния и страха, кое-кто из них угрожали полякам кулаками и выкрикивали в их адрес ругательства. Мало хватало, чтобы кто-то из военных вышел из себя и ударил или отпихнул визжащую бабу, и вот тогда наверняка бы до стычек, десятка полтора подростков присматривалось к драгунам с явной враждебностью. Для всех было очевидно, что это гяуры подожгли священное здание, что они, вроде как, творили во всех городах и весях, по которым проезжали.

Аль-хакиме все это ужасно не нравилось, она чувствовала, что такое положение способно закончиться кровопролитием и срывом хрупкого перемирия. Женщина повернулась и направилась к дому, исполняющему функцию лазарета. Местный госпиталь принял привезенных на телегах раненных и больных, которых расположили в соответствии с ее рекомендациями. Вход охраняла парочка аркебузиров, грозно поглядывающих на всех турок, не исключая и аль-хакиму. Один из них, увидав женщину, сплюнул на землю. Дорота не реагировала, хотя еще недавно, не раздумывая, вмазала бы грубияну по роже. Она понимала, что в последнее время ненависть к басурманам среди польских военных только возросла. И это не обещало ничего доброго – сложно ожидать от армии, чтобы она со всей ангажированностью сражалась за спасение враждебной империи. Словом, вещи творились беспокоящие.

Она нашла Семена Блонского, который, вместо того, чтобы лежать и отдыхать, пялился в окно на пожар мечети. Дорота дала ему выпить буру и попросила сесть, чтобы дать ей возможность сменить повязку, а точнее – смазать раны успокоительной мазью. Дело в том, что из своего похода рыцарь вернулся с поломанными ребрами и весьма беспокойные новости. Хотя он еще и не обрел всех способностей, но рвался в бой. Он пытался уговорить Талаза и гетмана Яблоновского, чтобы те послали его с разведывательной миссией в Стамбул, но те сообщили ему, что такой необходимости нет.

- Что-то тут не играет, - заявил гусар, когда Дорота смазывала его синяки мазью. – Все эти пожары мечетей, взрывающиеся дворцы и гибнущие турецкие сановники. Все выглядит так, будто бы мы не приходили с помощью, а просто напади на империю. Но Яблоновский клянется, будто бы он запретил нападать на турок, точно так же, как и остальные гетманы.

- Может быть, солдаты сами перехватили инициативу и творят это за спинами офицеров? – буркнула Дорота. – Мстят за то, что турки творят с захваченными духовными лицами…

- Вот тут я бы особо не стал удивляться, - гневно заметил Блонский. – У меня и самого возникает охота рубить басурман, как только об этом подумаю.