Дракон ворвался в ее мысли, с крыльями, покрытыми инеем, и с ледяным сердцем хранителя зимы. Она затаила дыхание, представив себе, как он свернулся кольцом вокруг них и видит собственные сны. По жилам у нее словно пробежал огонь, а золотистый напиток в руках превратился в преступную тайну.
— Я не верю этому, — сказала она. — Это сказка.
— Да сходи ты с ним туда, детка, — примирительно сказала мать. — Может, там и нет никаких драконов, но не можем же мы допустить, чтобы он погиб во льду, как его отец. К тому же, а вдруг и вправду наступит весна?
— Весна бывает только на равнинах. Не стоит будить то, чего нельзя будить. Я знаю.
— Откуда? — спросил Рид.
Она не сразу нашла нужные слова, впервые в жизни пожалев, что не владеет красноречием жителей равнин.
— Просто чувствую, — ответила она. Он только ухмыльнулся. Она откинулась на спинку стула, возмущенная и слегка испуганная. — Ладно, Рид Ярроу, ты ведь все равно пойдешь туда, со мной или без меня. Утром я проведу тебя на берег. Может, тогда ты послушаешься меня.
— Ты ничего не видишь за пределами своего снежного убежища. — Он был непреклонен. — Утро уже наступило.
По самой глубокой штольне они выбрались наружу и очутились на заснеженном склоне горы. Над головой нависало свинцово-серое небо, и сквозь туман, окутавший берега острова, смутно виднелось море — сплошное белое пространство неподвижного льда. Гавань на материке была заперта ледяным замком. Пека представила себе корабли, вмерзшие в лед, словно птицы. Мир выглядел безотрадной пустыней.
— В недрах горы, по крайней мере, у нас есть огонь и золото. А здесь даже солнца нет.
Она вынула кожаную фляжку с «драконьим следом» и хлебнула, чтобы согреться. Потом протянула фляжку Риду, но тот отказался:
— Мне нужна ясная голова. Да и тебе тоже, не то мы непременно упокоимся во льду на дне какой-нибудь расщелины.
— Понятно. Я не допущу этого. — Она закрыла фляжку. — Если тебя это волнует.
— Нет, не особо волнует. — Он посмотрел на нее словно издалека. — У тебя действительно тонкое чутье?
— Да.
— В твоем возрасте я тоже полагался на чутье. Теперь я вообще мало что чувствую.
Он двинулся вперед. Она посмотрела ему вслед, удивляясь, как ему удается сдерживать ее при том раздражении, которое он в ней вызывал. Поравнявшись с ним, она резко окликнула его:
— Рид Ярроу.
— Да.
— У тебя два имени. Рид Ярроу и Гонитель Драконов. Гора дала тебе твое простое имя. Другое, цветистое, ты получил от внешнего мира. Одно имя позволяет разговаривать с тобой, а второе — как сказка на дне бутылки с «драконьим следом». Может, ты сумел бы понять меня, если бы не взял с собой на Хорсбрет свое прошлое.
— Не так уж сложно тебя понять, — рассеянно ответил он. — Все, что тебе нужно, — это торчать здесь во тьме и пить «драконий след».
Она перевела дыхание.
— Ты говоришь, но не слушаешь, — сказала она. — Совсем как эти жители равнин.
Он ничего не ответил. Дальше они шли в молчании по замерзшему руслу реки. Мир словно вымер, но ее дыхание не оседало инеем на меховой опушке капюшона, что служило для нее предвестием конца зимы.
— Пересечение солнц должно начаться месяца через два, — с удивлением заметила она.
— Во-первых, я не житель равнин, — внезапно заговорил он, снова удивив ее. — Во-вторых, меня заботит судьба рудокопов, судьба Хорсбрета. Она так меня заботит, что ради этого я решил выступить против ледяного дракона, пустив в ход все свое искусство. Разве будет лучше, если я оставлю вас в опасности, во власти жестокого холода влачить жалкое существование среди снега и камня, чтобы вы жили полной жизнью один-единственный месяц в году?
— Мог бы спросить нас.
— Я и спросил.
— Куда он денется, если ты прогонишь его с Хорсбрета? — вздохнув, спросила она.
Он не сразу ответил. При дневном свете одежда его не переливалась разными цветами, хотя Пеке показалось, что вокруг его заплечного мешка мерцает какое-то цветовое излучение. Он блеснул глазами и опустил голову, в памяти его ожили воспоминания.
— Он отыщет какое-нибудь дальнее уединенное место, где одни камни и нет золота. Он может обвиться вокруг пустоты и видеть сны о прошлом. Однажды, далеко на севере, в стране льдов, я неожиданно наткнулся на ледяного дракона. У него даже кости просвечивали сквозь крылья. Я мог бы поклясться, что он отбрасывал белую тень.
— И тебе не захотелось убить его?
— Нет. Он мне понравился.
— Тогда почему ты…
Но он вдруг резко обернулся и взглянул на нее едва ли не со злобой, словно его внезапно вырвали из сна:
— Я пришел сюда, потому что вы живете у источника смертельной угрозы. И мне нужен проводник, а не слепень.
— И тебе понадобилась я, — грубо отрезала она. — Вовсе тебя не заботит Хорсбрет. Ты думаешь только об этом драконе. Даже по твоему голосу это понятно. А что такое слепень?
— Спроси у коровы. Или у лошади. Вообще у любой живности, которая не может жить на этом проклятом, насквозь промороженном куске льда.
— И все же, что тебе дался этот остров? Броди себе по всему белому свету. Зачем тебе дракон, обвившийся вокруг крошечного островка на краю мира?