Драконы моря

Перед Гудмундом стояли всевозможные яства и пиво, и когда он наелся досыта, музыканты епископа принялись играть для него так красиво, что слёзы покатились по его бороде. Затем епископ взялся увещевать его, осторожно подбирая слова. Гудмунд слушал, кивал и, наконец, признал, что многое привлекает его в этом христианстве.

— Ты хороший человек, — сказал он епископу. — Ты радушен и мудр, пьёшь подобно воину, а твои речи приятно слушать. Я бы хотел исполнить твою просьбу, но ты должен знать, что просишь меня о немалом одолжении. Ибо будет плохо, если я вернусь домой и все домочадцы и соседи будут насмехаться над тем, что я купился на болтовню попов. Но всё же я думаю, что такой человек, как ты, обладает большой силой и посвящён во многие тайны. У меня есть вещь, которую я недавно нашёл, и я бы хотел, чтобы ты прочёл над ней одну из своих молитв.

Он вытащил из-под рубахи маленький золотой крест и поднёс к носу епископа.

— Я нашёл это в доме одного богатого человека, — сказал он. — Это стоило мне жизни двух человек, и красивее вещицы я никогда не видел. Я хочу передать её своему маленькому сыну, когда вернусь домой. Его имя — Фольки, а женщину, его мать, зовут Фильбютир. Он крепкий маленький сорванец и особенно любит серебро и золото, а если он хоть раз возьмёт что-нибудь в руки, этого у него никогда уже не отнимешь. Он сойдёт с ума от восторга, когда увидит этот крест. Было бы хорошо, если бы ты благословил его и сделал бы так, чтобы он приносил удачу. Ибо я хочу, чтобы мой сын стал богатым и могущественным, дабы он мог сидеть в своём доме и люди воздавали бы ему почести, чтобы у него был хороший урожай, а его скот жирел с каждым днём. Я хочу, чтобы он не был вынужден выходить в море, дабы прокормить себя, грабя чужеземцев.

Епископ улыбнулся, взял крест и пробормотал что-то над ним. Довольный Гудмунд засунул его обратно под рубаху.

— Ты вернёшься домой богатым человеком, — сказал епископ, — благодаря доброте короля Этельреда и его любови к миру. Но ты должен верить мне, когда я говорю, что твоя удача будет ещё больше, если ты придёшь к Христу.

— У человека не может быть слишком много удачи, — сказал Гудмунд, задумчиво дёргая бороду. — Я уже решил, какую землю я куплю у соседа, когда вернусь домой, и что за дом я на ней построю. Он будет большим, со многими покоями, сложенный из хорошего дуба. Чтобы иметь такой дом, придётся заплатить много серебра. Но если после постройки дома в моём ларце ещё останется много серебра, я не думаю, что кто-нибудь будет смеяться надо мной, в какую бы веру я ни обратился. Итак, пусть будет так, как ты хочешь. Ты можешь крестить меня, и я буду верить в Христа остаток дней моих, если ты увеличишь мою долю серебра от короля Этельреда на сто марок.

— Странно слышать подобное условие, — мягко сказал епископ, — из уст человека, который решил войти, в Христово братство. Но я не виню тебя, ибо наверняка тебе незнакомы слова: «Блаженны нищие», и я боюсь, что пройдёт немало времени, прежде чем я объясню тебе истинность этих слов. Ты должен помнить, что ты и так получишь столько серебра от короля Этельреда, сколько тебе не сможет предложить ни один человек. И хотя наш король велик и могуществен, всё же его казна не бездонна. Не в его власти выполнить твоё условие, даже если бы он и согласился принять его. Я полагаю, что могу пообещать тебе крещенский подарок в двадцать марок серебра, но это самое большее, что я могу предложить, хотя ты и предводитель. Кроме того, король может посчитать это излишним. А теперь я прошу тебя отведать напиток, который я приказал приготовить для тебя, и я знаю, что такого напитка нет в твоей стране. Это горячее вино, смешанное с мёдом, куда добавлены редкие пряности с Востока, которые называются корица и кардамон. Люди сведущие говорят, что ни один напиток так не приятен нёбу, как этот; кроме того, он быстро развевает уныние и тяжёлые мысли.

Гудмунду напиток показался хорошим и благотворным, тем не менее предложение епископа показалось ему недостаточным. Он не будет, пояснил он, жертвовать своим добрым именем ради такой мелочи, как эта.

— Но, дабы сохранить нашу дружбу, я пойду на уступку, — сказал он. — Я сделаю это за шестьдесят марок, не меньше. Иначе я продешевлю.

— Я испытываю к тебе не меньшую дружбу, — ответил епископ, — и моё желание обратить тебя в христианство, дабы ты пользовался теми благами, которое даёт нам Царство Небесное, таково, что я бы даже опустошил свою собственную казну, чтобы удовлетворить твою просьбу. Но я владею столь малыми богатствами земными, что могу добавить к тому, что я уже пообещал, ещё десять марок.

В это время за дверями послышалась суматоха и в покои ворвался Орм с братом Вилибальдом в одной руке и двумя слугами на другой, которые кричали, что епископа нельзя беспокоить.

— Святой епископ, — сказал он. — Я Орм, сын Тости, с Холмов в Сконе. Я один из предводителей корабля Торкеля Высокого. Я желаю, чтобы меня окрестили, и, кроме того, хочу сопровождать вас в Лондон.