Дракула

Потом я направился в порт и поговорил с береговой охраной, таможенными чиновниками и начальником порта. У всех нашлось что рассказать об этой странной истории со шхуной, которая, казалось бы, уже давно должна была быльем порасти, но никто ничего не смог добавить к простому описанию «пятидесяти ящиков обычной земли». Встретился я и с начальником станции, он любезно свел меня с грузчиками, непосредственно занимавшимися погрузкой ящиков в поезд. Их квитанции соответствовали списку, и они ничего не могли сообщить, кроме того, что ящики были «большие, тяжеленные, и никто их не сопровождал». «Не было при них, — с сожалением буркнул один из грузчиков, — такого джентльмена, как вы, сквайр, чтобы оценить наш каторжный труд»; а другой многозначительно заметил, что даже со временем не ослабела возникшая тогда необычайная жажда. Излишне говорить, что, прежде чем проститься, я позаботился о том, чтобы надолго и в должной мере компенсировать этот поток жалоб.

30 сентября. Начальник станции был настолько любезен, что дал мне рекомендательную записку к своему старому приятелю — начальнику станции на Кингс-Кросс. Приехав утром в Лондон, я расспросил его о прибытии ящиков. Он тоже сразу свел меня с теми, кто этим занимался. Их квитанция также соответствовала накладной. Возникшая здесь жажда оказалась более умеренной, но я вновь позаботился об ее утолении.

Оттуда я направился в центральную контору «Картер и Патерсон», где меня встретили очень любезно. Они просмотрели свои журналы и позвонили в свое отделение на Кингс-Кросс, чтобы получить дополнительные сведения. К счастью, там оказались люди, сопровождавшие груз, чиновник сразу прислал их в центральную контору, передав с ними накладную и все бумаги, имеющие отношение к доставке грузов в Карфакс. Вновь я убедился в полном соответствии с квитанцией; грузчики смогли дополнить скудное описание груза некоторыми подробностями, относившимися исключительно к пыльному характеру работы и к возникшей в результате жажде. После того как я предоставил им возможность ее утоления с помощью государственного денежного знака, один из них заметил:

— Это был, сударь, самый странный дом, в котором я когда-либо бывал в своей жизни. Провалиться мне на этом месте! В нем никто не жил лет сто. Там была такая пылища, что хоть спать ложись — жестко не будет. И все там такое старое и в таком запустении, что мы враз почуяли смрад былых времен. А уж старая часовня — так в ней просто дух от страха захватывало! Уж конечно, мы постарались поскорее унести оттуда ноги. Господи, предложи мне фунт в минуту, я бы все равно ни за что не остался там после того, как стемнеет.

Я вполне разделял его чувства, но не стал говорить, что тоже бывал в этом доме, иначе его претензии могли бы возрасти.

Одним выяснившимся обстоятельством я доволен: все ящики, прибывшие из Варны в Уитби на «Димитрии», в целости и сохранности доставлены в старую часовню в Карфаксе. Их должно быть пятьдесят, боюсь, правда, что несколько из них, судя по дневнику Сьюворда, куда-то перевезли. Попытаюсь найти возчиков, забиравших ящики из Карфакса, когда на них напал Ренфилд. Может быть, удастся узнать у них что-нибудь дельное.

Позднее. Мы с Миной работали весь день и привели бумаги в порядок.

Дневник Мины Гаркер

30 сентября. Радость просто переполняет меня. Наверное, наступила реакция после периода постоянных опасений за Джонатана: не нанесли ли переживания в замке Дракулы непоправимого ущерба его здоровью. Сейчас мой муж умчался в Уитби, а у меня в душе все замерло от недобрых предчувствий. Однако активная деятельность ему явно полезна. Он никогда не был таким решительным и энергичным, как теперь. Милый, славный профессор Ван Хелсинг оказался прав: Джонатан — крепкий орешек, и испытания, которые слабого просто убили бы, делают его лишь более стойким. Он вернулся полный жизни, надежды, решимости; к вечеру мы все привели в порядок. Я очень волнуюсь. Наверное, любое живое создание, которое выслеживали бы так, как графа, вызвало бы сочувствие. Но то-то и оно, что это не человек и не зверь, а просто какое-то существо. Достаточно почитать дневник доктора Сьюворда о смерти Люси и о всех последующих событиях, чтобы в душе сразу иссякли все источники жалости.