Дракула

Видимо, это произвело на него впечатление: он заткнул пальцами уши и зажмурил глаза, как маленький мальчик, которому намыливают лицо. Это тронуло меня, напомнив, что, в сущности, я и имею дело с ребенком – только у этого ребенка измученное жизнью лицо и седая щетина на щеках. Было очевидно, что больной утратил душевное равновесие, и, зная, как трудно он воспринимает чуждые ему представления, я решил попытаться вместе с ним пройти этот путь. Прежде всего нужно было восстановить его доверие, поэтому я спросил довольно громко, чтобы он расслышал меня сквозь заткнутые уши:

– Вам не нужен сахар для мух?

Ренфилд отреагировал моментально – покачал отрицательно головой и со смехом сказал:

– Ни в коем случае! В конце концов, мухи – несчастные создания. – И, помолчав, добавил: – К тому же не хочу, чтобы их души жужжали вокруг меня.

– А пауки?

– К черту пауков! Какой от них прок? Ни поесть, ни… – Тут он внезапно замолчал, как будто коснулся запретной темы.

«Вот так так! – подумал я. – Второй раз он вдруг замолкает на слове «пить», что это значит?»

Ренфилд, казалось, понял свое упущение и засуетился, стараясь отвлечь мое внимание:

– Да все это гроша ломаного не стоит. «Крысы, мыши и прочие твари», как сказано у Шекспира[86], их можно назвать «трусливым содержимым кладовых». Вся эта чепуха для меня – в прошлом. Вы можете с равным успехом просить человека есть молекулы палочками и пытаться заинтересовать меня низшими плотоядными; я-то знаю, что меня ждет.

– Понимаю, – хмыкнул я. – Вам хочется чего-то покрупнее, во что можно вонзить зубы? Как насчет слона на завтрак?

– Что за вздор вы говорите!

Больной достаточно расслабился, можно было еще раз нажать на него.

– Интересно, – произнес я задумчиво, – какая душа у слона?

И снова преуспел – он упал со своих высот и стал как ребенок.

– Не хочу никаких душ – ни слона, ни любой другой твари, – пробормотал Ренфилд и несколько минут подавленно молчал, потом вскочил со сверкающими глазами и всеми признаками крайнего волнения. – К черту вас и ваши души! – закричал он. – Что вы надоедаете мне этими душами?

Он с такой ненавистью посмотрел на меня, что я невольно подумал о возможности нового покушения и свистнул в свисток. Однако он в ту же секунду успокоился и сказал:

– Извините, доктор, я забылся. Вам не нужна помощь. Я так взволнован, что легко выхожу из себя. Если бы вы знали, какая передо мной стоит проблема, что мне предстоит решить, вы бы пожалели и простили меня, проявив терпимость. Пожалуйста, не надевайте на меня смирительную рубашку, я не могу свободно думать, когда тело сковано по рукам и ногам. Уверен, вы меня поймете!

Больной явно владел собой. Поэтому я успокоил и отпустил прибежавших санитаров. Когда дверь за ними закрылась, Ренфилд сказал с достоинством и теплотой:

– Доктор Сьюворд, вы так внимательны ко мне. Поверьте, я очень-очень вам благодарен!

Решив, что лучше расстаться с ним на этой ноте, я ушел. Да, тут есть над чем подумать. Попробую привести в порядок свои наблюдения. Итак: он остерегается употреблять слово «пить», боится быть обремененным чьей-либо душой, не боится «жизни» в будущем, презирает все низшие формы жизни, хотя и опасается, что их души будут его преследовать.

Логически все это – свидетельства одного и того же! Он уверен, что обретает некую высшую жизнь. И боится последствий – бремени души. Значит, его интересует человеческая жизнь!

А почему он так уверен?

Боже милосердный! У него был граф, и затевается какое-то новое скверное дело!

Позднее. Я пошел к Ван Хелсингу и рассказал ему о своих подозрениях. Он призадумался, потом попросил отвести его к Ренфилду. Подойдя к двери палаты, мы услышали – больной весело, как прежде, поет. Мы вошли и с изумлением увидели, что он сыплет на подоконник сахар, как раньше. По-осеннему вялые мухи начали слетаться в палату. Мы попытались навести его на тему нашего последнего разговора, но он не реагировал и продолжал петь, будто нас в комнате не было. Достав клочок бумаги, он вложил его в свою записную книжку. А мы так и ушли ни с чем. Да, интересный он экземпляр, сегодня ночью надо за ним понаблюдать.

ПИСЬМО ОТ «МИТЧЕЛЛ, СЫНОВЬЯ И КЭНДИ» – ЛОРДУ ГОДАЛМИНГУ

1 октября

Милостивый государь!

Мы всегда рады быть Вам полезными. Сообщаем по Вашей просьбе, переданной нам мистером Харкером, следующие сведения о продаже и покупке дома № 347 по Пикадилли. Продавцы – поверенные покойного мистера Арчибалда Уинтер-Саффилда. Покупатель – знатный иностранец, граф де Билль, он сам произвел покупку, заплатив всю сумму наличными. Более нам ничего о нем не известно.

Всегда к услугам Вашей светлости, «Митчелл, сыновья и Кэнди».

ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮВОРДА

2 октября. Вчера ночью я установил пост наблюдения в коридоре и велел санитарам фиксировать все звуки из палаты Ренфилда и в случае чего-то необычного немедленно звать меня. После обеда миссис Харкер пошла спать, а мы собрались в кабинете у камина и обсуждали итоги дня. Одному Харкеру удалось узнать что-то новое, и это, надеемся, приведет нас к важным результатам.