Дракула

Он среднего роста, крепкого сложения, широкоплечий. Производит впечатление человека умного, властного, волевого. Лицо чисто выбритое, с массивным квадратным подбородком, большим, решительным, подвижным ртом, довольно крупным прямым носом, густыми бровями, широким и благородным покатым лбом. Рыжеватые волосы зачесаны назад, широко поставленные большие темно-синие глаза очень выразительны, и взгляд то ласков, то суров.

– Миссис Харкер?

Я кивнула.

– Бывшая мисс Мина Меррей?

Я снова кивнула.

– Я пришел к Мине Меррей, подруге Люси Вестенра. Собственно, из-за нее я и пришел.

– Сэр, – сказала я, – для меня нет лучшей рекомендации, чем то, что вы были другом Люси, – и протянула ему руку.

Профессор взял ее и очень мягко заверил:

– О мадам Мина, я не сомневался, что у этой бедной милой девушки замечательная подруга, но реальность превосходит ожидания… – И он учтиво поклонился.

Я спросила, зачем он хотел меня видеть, и профессор сразу приступил к делу:

– Я прочел ваши письма к мисс Люси, и мне захотелось кое-что уточнить. Знаю, вы были с нею в Уитби. Она время от времени вела дневник – не удивляйтесь. После вашего отъезда она начала вести дневник, последовав вашему примеру. Среди прочего она пишет в нем о своей лунатической прогулке и о том, как вы спасли ее. Я обращаюсь к вам с просьбой не отказать мне в любезности и поведать о том, что помните.

– Думаю, доктор, я смогу рассказать вам все.

– Ах вот как! У вас прекрасная память на факты и детали? Это не так часто встречается у молодых дам.

– Нет, доктор, просто я все записала тогда. Могу, если хотите, показать вам.

– О мадам Мина, буду очень признателен, вы окажете мне большую услугу.

Я не устояла перед соблазном слегка озадачить его – это, наверное, чисто женское свойство – и подала ему стенографический дневник.

Он благодарно поклонился:

– Вы позволите мне прочесть его?

– Если желаете, – ответила я притворно-застенчиво.

Профессор открыл дневник – и лицо его изменилось. Он встал и вновь поклонился:

– О, какая вы умница! Я знал, что Джонатан – образованный человек; оказывается, у его жены те же достоинства. Но не будете ли вы так любезны помочь мне расшифровать его? Увы! Я не владею стенографией.

Тут я поняла, что на этом вся моя шутка и кончается; мне стало неловко, я достала из рабочей корзинки перепечатанный на машинке экземпляр.

– Простите, я нечаянно перепутала. Я еще раньше думала о том, что вам, может быть, захочется расспросить о бедной Люси, а времени у вас мало, – вот я и напечатала все на машинке.

– Как вы добры, – сказал он, и глаза его просветлели. – Не позволите ли вы мне прочесть его сразу? У меня могут возникнуть вопросы по ходу чтения.

– Конечно. Пожалуйста, читайте, а я пока распоряжусь насчет ланча, за которым вы сможете задать мне вопросы.

Ван Хелсинг поклонился и, устроившись в кресле спиной к свету, углубился в чтение. Я же вышла – главным образом для того, чтобы не мешать ему. Когда я вернулась, он взволнованно ходил взад и вперед по комнате. Бросившись ко мне, он взял меня за руки:

– О, если б вы знали, чем я вам обязан! Эти записки – как луч солнца. Они все объясняют. Я ошеломлен, ослеплен – столько света! Хотя там, дальше, и собираются тучи. Но вам этого не видно. Ах, как я благодарен вам, какая же вы умница! Сударыня, если когда-нибудь Абрахам Ван Хелсинг сможет быть чем-то полезен вам или членам вашей семьи, надеюсь, вы дадите мне знать. Сочту за удовольствие помочь вам как друг. Сделаю для вас все, что в моих силах. Есть люди темные и светлые, вы излучаете свет. И жизнь ваша будет светлой и счастливой, а ваш муж будет счастлив – благодаря вам.

– Но, профессор, вы переоцениваете меня – ведь вы меня не знаете.

– Не знаю вас? Я, старик, всю жизнь изучавший людей; я, исследовавший мозг человека и различные его проявления! Я прочитал ваш дневник, который вы любезно перепечатали для меня, каждая строка в нем дышит истиной. Я, прочитавший ваше милое письмо к бедной Люси о вашей свадьбе, – и я не знаю вас! О мадам Мина, то, что рассказывают о себе добрые женщины, можно читать и ангелам. Вы благородны, как и ваш муж, вы доверяете людям, а люди низкие недоверчивы. Расскажите-ка мне о своем муже. Он уже окончательно поправился? Лихорадка прошла бесследно?

Я воспользовалась возможностью поговорить о Джонатане:

– Он почти совсем поправился, но смерть мистера Хокинса выбила его из колеи.

– О да, знаю, знаю. Читал ваши последние письма.

– Думаю, кончина этого человека сильно расстроила его, потому что, когда в прошлый четверг мы были в Лондоне, у него снова случился приступ.

– Так быстро после воспаления мозга! Это очень нехорошо. А что за приступ?

– Ему показалось, что он видел кого-то, напомнившего ему о чем-то ужасном – о том, что, собственно, и привело его к болезни.