Дракула

Мы закрыли за собой дверь, чтобы свет фонариков не привлек ничьего внимания. Профессор тщательно проверил, как работает замок — сможем ли мы быстро отпереть его, если будем торопиться к выходу, — и мы приступили к поискам.

Лучи ли наших фонариков перекрещивались, создавая причудливую игру света, или это мы отбрасывали гигантские тени, но я не мог избавиться от ощущения, что в доме был кто-то еще. Скорее всего, под воздействием мрачной обстановки во мне ожили воспоминания о страшных переживаниях в Трансильвании. Но, кажется, остальные ощущали то же самое — они, как и я, оглядывались на каждый шорох, каждую тень.

Все было покрыто густым слоем пыли. Казалось, пол покрывал сплошной серый ковер, за исключением тех мест, где были видны свежие следы; осветив их фонариком, я различил отпечатки сапожных гвоздей с широкой шляпкой. Слой пыли лежал и на стенах, даже развешанные по углам сети паутины провисали под ее тяжестью, подобно старым лохмотьям. В зале на столе лежала большая связка ключей с пожелтевшими ярлыками на каждом из них. По-видимому, ими несколько раз пользовались — в слое пыли на столе имелись прогалины, подобные той, что образовалась, когда профессор взял связку. Он повернулся ко мне и спросил:

— Вы ведь знаете этот дом, Джонатан? Вы же делали копию его плана, во всяком случае, вам он знаком больше, чем нам. Как пройти в часовню?

Я приблизительно представлял себе, где она находится, хотя в свой первый визит сюда и не смог попасть в нее. В конце концов, после нескольких неверных поворотов, я все же привел моих спутников к низкой, сводчатой дубовой двери, обитой железными полосами.

— Вот где мы, — пробормотал профессор, осветив лампочкой маленький план дома, скопированный с моих документов для приобретения дома.

Мы подобрали ключ из связки и открыли дверь. Конечно, мы готовились к чему-то неприятному, тем более что сквозь щели просачивался слабый нехороший запах, но такого страшного смрада не ожидал никто. Только мне довелось встречаться с графом, однако тогда он постился, впрочем, один раз я видел его напившимся кровью, но это было в сравнительно хорошо проветривавшейся замковой часовне. В этом же закрытом и тесном помещении воздух был затхлым и зловонным — пахло гниющей землей и какими-то тошнотворными испарениями. Как описать этот смрад? Не просто запах разложения, смешанный со сладковатым запахом крови, но, казалось, это был сам тлен. Фу! Меня мутит от одного воспоминания. Дыхание этого монстра, казалось, отравило воздух и само место, сделав его еще отвратительнее.

В обычных обстоятельствах зловоние, конечно, положило бы конец нашему предприятию, но обстоятельства были из ряда вон, благородная цель придавала нам силы, позволившие преодолеть физическое отвращение. Справившись с приступом гадливости, вызванным первой тошнотворной волной смрада, мы взялись за работу, как будто находились в саду, полном роз.

— Прежде всего, — наставлял профессор, — нужно установить, сколько осталось ящиков, потом обследовать каждую дыру, угол, щель; возможно, прояснится, куда делись остальные.

Мы внимательно осмотрели помещение. Достаточно было одного взгляда, чтобы определить, сколько осталось ящиков — громадные, невозможно не заметить. Из пятидесяти — лишь двадцать девять!

Лорд Годалминг внезапно повернулся к двери и заглянул в глубь темного коридора, я посмотрел туда же, и на секунду у меня остановилось сердце: силуэт графа, его мертвенно-бледное зловещее лицо с горбатым носом, красными глазами и губами.

Когда спустя мгновение призрак исчез, лорд Годалминг воскликнул:

— Мне почудилось чье-то лицо, но это лишь игра теней.

И он возобновил осмотр, я же осветил коридор фонариком: там никого не было — только толстые капитальные стены, спрятаться графу было некуда. Решив, что у меня от страха просто разыгралось воображение, я никому ничего не сказал.

Несколько минут спустя Моррис, осматривая какой-то угол, внезапно отпрянул. Мы все моментально взглянули в его сторону — нервное напряжение явно возрастало — и увидели множество фосфоресцирующих точек, мерцавших, как крохотные звездочки: это хлынул ноток крыс.

Мы застыли в шоке, все, кроме лорда Годалминга, явно предвидевшего эту встречу. Бросившись к огромной, обитой железом дубовой двери — ее вид снаружи описал доктор Сьюворд, да и я ее видел, — он повернул ключ в замке, отодвинул большие засовы и, распахнув ее, пронзительно свистнул в маленький серебряный свисток. Ему ответил собачий лай у дома доктора Сьюворда, и через минуту из-за угла показались три терьера.

Мы невольно отступили к двери, и я заметил, что в этом месте слой пыли нарушен — видимо, здесь выносили ящики. А крыс становилось все больше. В лучах фонариков, освещавших их юркие темные спины и мерцающие зловещие глаза, стало казаться, будто земляной пол усеян светлячками. Собаки бросились к нам, но у порога вдруг остановились, зарычали, а потом, одновременно подняв морды кверху, жалобно завыли. Крысы заполнили уже почти все пространство, и нам пришлось выйти.