Дракула

– И да и нет. Я хочу провести операцию, но не такую, как вы думаете. Я сейчас расскажу, в чем дело, но смотрите, другим ни слова. Я хочу отрезать ей голову и вынуть сердце. Ай! ай! ай! Вы врач – и настолько ошеломлены! Я видел, как вы без колебаний решались на операции, от которых другие хирурги отказывались. Да, конечно, милый друг, я должен помнить, что вы ее любили; я и не забыл этого; наконец, я решил сам провести операцию, вам же придется лишь помогать мне. Мне хотелось бы сделать это сегодня, но ради Артура придется подождать; он освободится только завтра после похорон отца, и ему, наверное, захочется еще раз на нее взглянуть! Затем, после того как ее положат в гроб, мы придем сюда, когда все будут спать, отвинтим крышку гроба и проведем операцию, а потом вернем все на место, чтобы никто, кроме нас, ничего не знал.

– Но к чему это вообще делать? – спросил я. – Девушка умерла. К чему резать напрасно ее бедное тело? И если мы этим не вернем ей жизнь, если это не принесет никакой пользы ни ей, ни нам, ни науке, ни человечеству, то к чему это делать? И без того все это так ужасно!

В ответ на мои слова он положил мне руки на плечи и ласково сказал:

– Мне жаль, Джон, ваше сердце, обливающееся кровью, и я еще больше люблю вас за это. Если бы я мог, то взял бы на себя всю тяжесть с вашей души. Но есть вещи, которые вам неизвестны, но которые вы, несомненно, узнаете; радуйтесь, что пока знаю их только я, так как они не слишком приятны. Джон, дитя мое, мы дружим уже много лет. Подумайте, вспомните и ответьте: делал ли я что-нибудь без оснований? Возможно, я ошибаюсь, я ведь только человек, но я верю во все то, что делаю. Не потому ли вы прислали за мной, когда случилось это великое горе? Ведь потому, не правда ли? Разве вас не удивило, не возмутило то, что я не позволил Артуру поцеловать свою возлюбленную, отшвырнул его, несмотря на то что она умирала? Разумеется, так! А между тем вы ведь видели, как она меня потом благодарила своим ласковым взором, своим слабым голосом, как она поцеловала мою старую, грубую руку и как меня благословила. Да? Разве вы не слышали, как я поклялся ей исполнить ее просьбу, и она спокойно закрыла глаза? Да? Так вот, у меня довольно причин для всего того, что я делаю. Вы в течение многих лет верили мне; верили мне тогда, когда несколько недель тому назад произошли странные вещи, которых вы никак не могли понять. Доверьтесь мне еще ненадолго, Джон. Если вы мне не доверяете, придется сказать вам то, что я думаю, а это может плохо кончиться. Но если мне придется работать, когда мне не доверяет мой друг, я буду чувствовать себя одиноким, а это очень тяжело; между тем помощь и поддержка могут мне понадобиться!

Я взял его за руку и обещал помочь ему.

Когда он вышел, я оставил дверь открытой и видел, как он вошел в свою комнату и закрыл за собою дверь. Стоя неподвижно у двери, я увидел также, как одна из служанок прошла тихонько по коридору и вошла в комнату, где лежала Люси.

Увиденное тронуло меня. Преданность столь редка, и мы так признательны тем, кто проявляет ее сам в отношении людей, которых мы любим. И вот здесь, передо мной, бедная девушка, преодолев естественный ужас, который испытывают в присутствии смерти, пришла одна к смертному одру любимой госпожи, чтобы прах ее не чувствовал одиночества перед вечным упокоением…

Я, должно быть, долго и крепко спал, потому что было уже поздно, когда приход Ван Хелсинга разбудил меня. Он подошел к моей кровати и сказал мне:

– Можете не беспокоиться о ножах: мы этого не будем делать.

– Почему? – спросил я, так как его торжественность накануне ночью поразила меня.

– Потому что, – ответил он, – слишком поздно – или слишком рано. Взгляните, – он показал мне свой золотой крестик, – это было украдено ночью!

– Как украдено, – спросил я удивленно, – раз он теперь у вас?

– А так! Я отобрал его у недостойной служанки, укравшей его, у женщины, обкрадывавшей мертвых и живых. Она, конечно, будет достойно наказана, но не мной, так как не ведала, что творит, и, не ведая, она совершила лишь кражу. Теперь нам придется подождать.

И он ушел, задав мне новую загадку, снова перепутав все мои мысли.

День прошел тоскливо; вечером пришел стряпчий, м-р Маркан. Это был одаренный и самоуверенный господин; он взял на себя все наши мелкие заботы.

Во время завтрака он рассказал нам, что миссис Вестенра уже с некоторых пор ожидала смерти из-за болезни сердца и что поэтому привела свои дела в полный порядок; далее он сообщил нам, что все состояние, за исключением имущества отца Люси, которое теперь, за отсутствием прямых наследников, перейдет к побочной фамильной линии, как движимое, так и недвижимое, завещано Артуру Холмвуду.

Сообщив нам столь многое, он продолжал: