— Идеен мало кто из нас вдохновлялся, ото верно, — признался поручик. — Но зато те, кто проникся ею, не грабили. — На висках у него от волнения вздулись синие жилки. Он крикнул в запальчивости: —
Мы отправили на тот свет нескольких человек, чтобы они никогда ничего, кроме красного пекла, не видели! — Боец охраны опустил на плечо офицера тяжелую руку. Тот шумно глотнул воздух и продолжал уже спокойнее: — Да, мы разрешили нашим людям взять трофеи. Должны же мы были чем-то привлечь на свою сторону больше пароду…
— А вы не подумали, что, став на путь грабежа, рано или поздно предстанете перед военным трибуналом? — спросил Тибор.
Обвиняемый тяжело вздохнул и облизнул пересохшие губы.
— После поражения под Копхазой мне не раз приходила в голову эта мысль. Нам обещали прислать офицеров из Австрии. Их прибыло лишь несколько человек, да и те вскоре удрали. Я тоже стал подумывать, а не последовать ли и мне их примеру? Отступая от Копхазы, я бросил оружие и решил бежать. Но тут на беду встретил своего начальника штаба, прапорщика. Он уговорил меня принять командование отрядом. Даже свой пистолет мне отдал.
Члены трибунала переглянулись: во время боя действительно приметили еще одного человека в офицерском мундире, который командовал большой группой мятежников. Только сейчас они вспомнили об этом.
— Этот прапорщик — тоже сын землевладельца. Потерпев поражение, он поклялся отомстить…
Поднялся Герлеи, исполнявший обязанности прокурора, коротко и строго он объявил, что на основании показаний подсудимого возбуждает дело и против прапорщика.
— Воспользовавшись сумятицей, прапорщик скрылся, — доложил Манн, командир особого отряда при трибунале.
Официально назначенный защитник — политический комиссар роты шопронских рабочих-добровольцев — предложил отложить заседание трибунала до тех пор, пока не удастся задержать прапорщика. Прокурор возразил.
— Постановление Правительственного Совета предписывает революционным трибуналам рассматривать дела в экстренном порядке, на одном заседании. Еще в большей мере, — продолжал он, — это относится к чрезвычайному трибуналу.
Выслушав заявление прокурора, члены трибунала вполголоса посовещались.
— Операции по ликвидации контрреволюционного мятежа проводятся на обширной территории, трудно будет выкроить время для повторного разбирательства, — сказал Тибор.
— К тому же — и это особенно важно! — поддержал его Ласло, — роль чрезвычайного трибунала будет сведена на нет, если при рассмотрении первого дела мятежников не достигнет строгая кара.
— Мы должны это сделать в назидание всем, кто замышляет с оружием в руках выступить против Советской власти! — громко заявил Дюла Копач,
— Ходатайство защитника отклонить! — объявил Тибор. — Что касается преступника, отсутствующего на процессе, то обвинения, предъявленные ому, подтверждаются показаниями свидетелей. Поэтому трибунал вправе судить его заочно.
Примерно около полуночи трибунал приступил к слушанию обвинительной речи. Выступление прокурора было кратким.
— Перед трибуналом предстали главари контрреволюционного мятежа, — говорил Герлои. — Мы участвовали в его разгроме и поймали с поличным эту банду. Совершенное преступление доказано неопровержимо. Благодаря показаниям свидетелей и самих обвиняемых стали очевидными жестокие убийства, грабежи, подстрекательства к бунту. Нет такой кары, которая была бы чересчур суровой для этих закоренелых убийц!
Последним взял слово защитник-рабочий. Он сидел на скамье у боковой стены, в поношенном штатском пиджаке, подпоясанном солдатским ремнем. На ремне висела патронная сумка. Винтовку он оставил на крыльце. Прежде чем заговорить, он погладил щетинистый подбородок, тяжело вздохнул и укоризненным взглядом обвел подсудимых.
— Я не какой-нибудь буржуйский присяжный поверенный и не берусь во что бы то ни стало выгородить моих подзащитных, как это принято у господ адвокатов. Выступая здесь, я прежде всего исхожу из классовых интересов воспрянувшего трудового люда.
Рабочему человеку присуще чувство человечности. В течение всего судебного разбирательства я пытался найти хоть какое-нибудь смягчающее вину обстоятельство. Но как ни старался, ничего не нашел в оправдание негодяев. Одно только смущает меня… не хотят ли эти отпетые бандиты умалить вину, свалив свои преступления на отсутствующего прапорщика? А посему заявляю: ежели трибунал, руководствуясь показаниями подсудимых, приговорит прапорщика заочно к смертной казни, то я… заранее предупреждаю вас, товарищи… опротестую приговор.
Защитник, кашлянув, сел на скамью.
— Что ж, мы не боимся ответственности! — подал реплику прокурор. — Согласно действующему закону приговоры ревтрибуналов обжалованию но подлежат.
— Все ясно, — коротко заявил председательствующий я, объявив прения закрытыми, встал.
Вслед за ним поднялись остальные.
Все покинули комнату. Даже Лейриц, который вел протокол, ушел. Осталось только трое членов трибунала.
Кёвеш и Браун сосредоточенно просматривали показания; Самуэли закурил сигарету и задумчиво глядел в крохотное оконце, за которым мерцали бледные летние звезды.