Натан(Как был бы рад остаться я для Рэхи Отцом! Но разве я не мог бы им Остаться, потерявши это званье? Да и она сама не перестанет Так называть меня, когда узнает, Как пламенно я этого желаю.) Чем я могу служить вам, брат честной? ПослушникНемногим, господин Натан. Я рад, Что вижу вас еще таким же бодрым. НатанТак вы меня знавали? ПослушникКак же! Кто Не знает вас, когда вы столько рук Отметили печатью именною? И на моей она – уж много лет. Натан (берясь за кошелек) Давайте ж, брат, я подновлю ее. ПослушникО нет! Благодарю вас! Это я Украл бы у беднейших. Мне не нужно. А вот свое-то имя я хотел бы Немножко подновить у вас. Могу Без похвальбы сказать я, что и мною Положено вам в руку кое-что, Достойное внимания. НатанПростите! Мне стыдно. Что? Напомните скорее! Я всемеро хочу вам отплатить. ПослушникПослушайте сначала, как я сам Сегодня только вспомнил о залоге, Врученном вам когда-то. НатанО залоге, Врученном мне? ПослушникНе так еще давно Отшельником я жил на Кварантане, Невдалеке от Иерихона. Вдруг Нагрянули разбойники-арабы, Разрушили и келью и часовню И увели меня с собою. К счастью, Мне удалось бежать. Я – к патриарху, Просить, чтоб дал другой мне уголок, Где господу служить в уединенье Я мог бы до кончины безмятежной. НатанЯ как на угольях, мой брат. Короче! Какой залог? Врученный мне залог? ПослушникСейчас, сейчас! Ну, патриарх меня Пообещал устроить на Фаворе, Как только там очистится местечко. А до поры до времени велел В монастыре послушником остаться. И вот я здесь; но, господин Натан, Сто раз на дню мечтаю о Фаворе. Подумать не могу без отвращенья О том, что здесь приходится мне делать. Вот, например… НатанПрошу вас покороче! ПослушникКак раз я подошел! Проведал нынче Наш патриарх, что здесь живет еврей, Который христианского ребенка, Как дочь родную, воспитал. Натан (пораженный) Что? Что? ПослушникДослушайте!.. Проведал и тотчас же Послал меня выслеживать еврея, А сам и рвет и мечет – так разгневан! Он в этом усмотрел хулу на духа Святого – грех, который мы считаем Из всех грехов тягчайшим: слава богу, Что суть-то хоть его для нас темна. И тут во мне заговорила совесть; Блеснула мысль, что ведь когда-то в этом Великом, непростительном грехе И мне пришлось участвовать. Скажите: Осьмнадцать лет назад не привозил ли К вам девочку-младенца некий конюх? НатанОсьмнадцать лет? Конечно, помню, помню… ПослушникВглядитесь же! Тот конюх – это я! НатанКак, это вы? ПослушникА господин, который Мне девочку вручил, – ну, без сомненья, Был господин фон Фильнек! Вольф фон Фильнек! НатанДа, верно! ПослушникНезадолго до того Скончалась мать; отец же должен был Уехать в Газу, кажется, куда Ребенка взять не мог с собой, понятно, Вот почему он к вам его отправил; И я догнал в Даруне вас, не так ли? НатанВсе верно, все! ПослушникЛегко могла бы память Меня и обмануть. Служил я многим Достойным господам – всех не упомнишь; У этого же пробыл я недолго Он смерть себе нашел под Аскалоном. А господин он, право, был хороший. НатанО да! О да! За многое его, За многое благодарить я должен! Не раз меня спасал он от меча. ПослушникХвала ему! Так тем охотней, значит, Вы приняли к себе его дочурку? НатанЛегко понять. ПослушникНу, где ж она, скажите? Не умерла? Нет, нет! Пускай живет! И если тайну вы сберечь сумели, Тревожиться вам нечего, надеюсь. НатанТревожиться? ПослушникДоверьтесь мне, Натан! Я, видите ли, вот как рассуждаю: Когда с добром, которое задумал Я совершить, большое зло граничит, То лучше мне добра не совершать: Все злое нам достаточно известно, Но доброе – далеко нет. Вполне Естественно, что раз вы захотели Дать девочке такое воспитанье, Какое вам казалось наилучшим, То воспитать ее вы постарались Как дочь свою родную. И за это, За всю любовь, за все заботы ваши, Такое предстоит вам воздаянье? Вот с чем я примириться не могу. Вы сделали умнее бы, конечно, Когда бы воспитанье христианки На стороне христианам поручили; Но ведь тогда любили бы вы разве Дитя того, кто был вам верным другом? А детям в этом возрасте любовь Хотя бы зверя дикого любовь Нужнее христианства. Христианству Пришла б еще пора. Когда на ваших Глазах ребенок вырос и здоровым И нравственным, то и в очах господних Чем был, тем и остался он. И будто Все христианство не на иудействе Основано? Досадно и обидно. До слез обидно мне, когда я вижу, Как забывать способны христиане, Что сам-то ведь господь наш был еврей. НатанВам, добрый брат, придется быть моим Заступником, когда и ложь и злоба За мой поступок – ах! – за мой поступок Восстанут на меня. И только вам Да будет он известен! Но с собою Возьмите в гроб его! Еще ни разу Тщеславие меня не соблазнило Кому-нибудь поведать этот случай. Вам одному поведаю его, Одной благочестивой простоте Поведаю. Она понять лишь может, Как побеждать себя способен тот, Кто господу чистосердечно предан. ПослушникЧто с вами? Вы растроганы? В слезах? НатанДитя от вас я получил в Даруне, А перед тем… Едва ли вам известно, Что в Гате христиане перебили От мала до велика всех евреев; Едва ли вам известно, что при этом Лишился я жены и семерых Цветущих сыновей: у брата в доме Я спрятал их – и все они сгорели. ПослушникО боже правосудный! НатанПеред вашим Прибытием лежал я трое суток В золе, в пыли, – лежал и плакал. Плакал? Нет, мало: бесновался, проклинал, И господа хулил, и к христианству В непримиримой ненависти клялся. ПослушникАх, верю вам! НатанНо, наконец, ко мне Рассудок постепенно возвратился, И услыхал его я кроткий голос: "Ведь есть над нами бог! И в этом только Исполнилось его определенье! Теперь – на новый путь! Яви в делах. Что уж давно постигнуто тобою: Кто хочет, для того осуществить Что-либо не труднее, чем постигнуть. Вставай! Иди!" – И вслед за тем я вижу, Вы сходите с коня и мне дитя, Завернутое в плащ, передаете. Что я тогда сказал, что вы сказали, Я позабыл; одно лишь твердо помню, Что взял дитя, унес его в палатку, Стал целовать его, пал на колени И с воплем произнес: "О боже! Боже! Из семерых детей моих – одно Опять со мной!" ПослушникНатан! Вы христианин! Ей-богу же, Натан, вы христианин! Такого христианина доныне И не было. НатанИ благо нам! В чем я Кажусь вам христианином, в том самом Вы мне евреем кажетесь! Но слишком Расчувствовались мы. Нас дело ждет! И пусть я семикратною любовью Привязан к ней – единственной, чужой, Пусть мысль одна убить меня способна, Что семерых детей своих мне снова В ней потерять придется, – пусть! Но если Вторично провиденье призывает Ее из рук моих, я повинуюсь! ПослушникВот это будет истинно достойно! Я то же вам советовать хотел; И вот ваш добрый дух совет такой же Вам подсказал. НатанНо у меня отнять Пускай ее не смеет первый встречный! ПослушникПонятно, нет! НатанКто на нее имеет Не большие права, чем я, тот должен Старейшие иметь по крайней мере. ПослушникСамо собой! НатанКакие нам дает Природа, кровь. ПослушникИ я того же мненья! НатанТак вот и назовите мне скорее Того, кто приходился бы ей братом Родным либо двоюродным иль дядей, Кто, словом, был бы ей сродни: ее Удерживать не буду я – ее, Которая и по своей природе И тем, что ей привито воспитаньем, Очаг и веру всякую украсит. Надеюсь, что о вашем господине И о его родне гораздо больше Вы знаете, чем я. ПослушникНу, нет, едва ли, Достойнейший Натан! Ведь я сказал вам, Что у него недолго прослужил. НатанТак не известно ль вам по крайней мере Чего-нибудь о матери? Она Не Штауфен ли рожденная? ПослушникВозможно! Мне кажется, что так. НатанНе брат ли ей Конрад фон Штауфен был? Храмовник-рыцарь? ПослушникПожалуй, что и так. Постойте! Вспомнил! Мне книжка от покойного досталась: Как стали хоронить, ее нашел я За пазухой… НатанКакая ж это книжка? ПослушникС молитвами. По-нашему, служебник. Еще подумал я: вот пригодится Кому-нибудь из добрых христиан. А мне на что! Я грамоте не знаю НатанЧто за беда! Ну? Ну? ПослушникНу, в этой книжке В начале и в конце, – мне говорили, Покойником записаны родные: Собственноручно все записаны – его И женины. НатанДа это все, что нужно! Идите же! Бегите же за нею! Скорей! Я на вес золота готов Купить ее; и тысячу вдобавок Скажу вам благодарностей. Бегите! ПослушникДа с радостью! Но в ней ведь по-арабски Написано. (Уходит.) НатанПускай! Мне книжку только! О боже! Если б это помогло Мне сохранить и девушку и зятя Приобрести такого! Нет, едва ли! Ну, подождем – увидим: будь, что будет! А кто донес об этом патриарху? Не позабыть узнать. Что, если Дайя?