- Из блюдца чай только купцы пьют! - голос Марии Кирилловны выражал чрезмерное презрение, пренебрежение и даже некий ужас, словно говорила она о вещах крамольных, постыдных и унизительных. - А до краев стакан простолюдинам в трактирах наливают - чтобы на каждую свою копеечку пролетарий доволен был. По-настоящему чай только жители Московии заваривать умеют. Вы, Настя из Москвы?
- Из Петрограда, Мария Кирилловна.
- Ну а в наши Палестины Вас каким ветром занесло?
Настя опустила глаза.
- Жених у меня здесь.
- Да? - Мария Кирилловна с интересом посмотрела на Настю. - Кто ж таков, может я его знаю? Я со многими знакома, во многих домах бывала. Он местный? Как вы познакомились, расскажите, ужасно интересно!
Настя зачерпнула ложечкой тягуче-красное варенье, отхлебнула ароматного чая.
- Мы знакомы давно, даже были помолвлены. Он окончил военное училище, решил защищать Отечество от большевиков, поехал воевать. Последняя весточка от моего Виктора,- она сказала с ударением на втором слоге,- пришла отсюда, из Новоелизаветинска... Его товарищ, Антоша Кириллов, нашел меня в Петрограде, рассказал. До фронта Виктор не доехал, его схватили чекисты. Узнав, что город, наконец-то, освобожден, я решила найти его... - Слеза предательски поползла по щеке, упала на стол. Настя прикрыла глаза ладонью. - Я, не смотря ни на что, уверена, что он жив! - Настя замолчала. Отставила в сторону чашку, промокнула глаза платком. - Я бы почувствовала, если б с ним случилось непоправимое! Честное слово, почувствовала бы!
- Успокойтесь, Настенька! - Мария Кирилловна ласково погладила ее по руке. - Выпейте еще чаю, вот увидите, все будет хорошо, все устроится, женское чутье - дорогого стоит. Раз Вы уверены - значит, он жив! Жив - и вы обязательно встретитесь! Мы же, в свою очередь, безусловно, поможем Вам! Поможем ведь, Петр Петрович? - повернулась она к Никольскому.
Петр Петрович Никольский, подполковник, начальник контрразведки, красавец мужчина, высокий, неотразимый, как иллюстрация к романам Мопассана, внимательно, оценивающе, как придирчивый покупатель племенной лошади для собственной конюшни, облизал взглядом Настю. Словно новомодным аппаратом Вильгельма Конрада Рентгена насквозь просветил. Отметил все: девочка молоденькая, свеженькая, неопытная; личико премилое; грудь взгляд радует, притягивает, словно магнит, круглая, аппетитная; ножки точеные, длинные; бедра неширокие, в самый раз, ему именно такие по вкусу. Можно и попробовать. Вернее нужно. Жениха-то, скорее всего, чекисты шлепнули, девчонка расклеится, разрыдается - тут и утешение понадобится. Свежачок-с!
- Конечно, поможем, Мария Кирилловна, о чем речь! Найдем мы вашего Виктора, Настенька, даже не беспокойтесь! Завтра же с утра и займемся, загляните ко мне на Губернаторскую, 8, часиков в... - Он элегантно щелкнул крышкой золотых часов - репетира с изображением Государственного герба из Кабинета Его Императорского Величества - заиграла мелодия гимна "Боже, царя храни!" Насладившись произведенным эффектом (особый статус гимна Российской империи делал такие часы исключительными), Петр Петрович продолжил, - Пожалуй, в девять, знаете, где это?
Настя кивнула: - Да.
- Ну и замечательно, дорогая Настя, Вы позволите Вас так называть? Прямо ко мне проходите, я предупрежу, а уж я Вам со всем моим превеликим удовольствием помогу.
- Спасибо! - Настя растроганно улыбнулась сначала Никольскому, затем Марии Кирилловне, - Я Вам очень признательна! - Она глубоко вздохнула, но тут опять предательские слезы навернулись на глаза, потом, словно из прохудившейся посуды, хлынули неудержимым водопадом.
- Простите меня, - Она вскочила, выбежала из-за стола.
- Пантелеймон! - громко позвала Марья Кирилловна. - Проводи барышню умыться!