В ветхом, покосившемся дровнике было сильно холодно, тесно и неуютно, а запах прелого сена и свежего навоза настраивал отнюдь не на романтическое настроение. С фиолетово-темного неба накрапывал небольшой, но скучный и монотонный дождик, из тех, что не сильно и заметны, но промочат насквозь, до нитки, отбирая тепло и медленно выматывая душу. Хотя, некоторым шум дождя за окном нравится, это если сидеть в тепле у окна, да еще пить ароматный чай из самовара, да с вареньем вишневым или малиновым. Мечта, илюзия, греза. Крыша дровника протекала немилосердно, еще полчаса - и он станет мокрым, как жертва кораблекрушения, а что делать так и не решил. Вторая, запасная, резервная явка была надежна до чрезвычайности. Если верить тому же самому Кунцендорфу Василию Яковлевичу. Но! На основной, тоже надежной, явке Северианова ждала засада чекистов, что же на резервной? На той, что на самый крайний случай, если деваться совсем некуда будет? Если и там чекисты, то теперь они будут во сто крат осторожней! И, скорее всего, просто сразу откроют огонь: ученые уже сегодняшним задержанием. А еще они теперь злые и злые именно на него, Северианова. Но и уходить тоже некуда, в городе он никого не знает, а люди Кунцендорфа его ждут... Ну, или должны ждать, по крайней мере...
Прошло три часа, как он лежит в дровнике напротив небольшого деревянного дома на окраине города, а окончательного решения до сих пор не принял. На первый взгляд, все спокойно, количество красногвардейских патрулей не увеличено, нет облавы, и подозрительных людей вокруг Северианов также не заметил. Что, опять же, ничего не значит: если чекисты явку раскрыли, то теперь, после неудачи, будут предельно осторожны, побоятся спугнуть. Он сам, на их месте, прекратил бы всяческое наблюдение за домом, переместил бы все патрули в центр, показательно ловил бы диверсанта на месте первой засады. Все правильно, все логично, нахрапом, с налету взять не получилось, нужно начинать действовать тихо, по уму. Усыпить бдительность, заставить раскрыться. Должен же быть у них кто-то умный, опытный, не одни же товарищи Дубасы да мальчишки Зудовы... Но! Опять сомнения - первую засаду организовывал явно дилетант, любитель, профан... Северианов закрыл глаза, чувствуя, как холодная дождевая влага беспощадно забирает тепло, поежился, пытаясь хоть чуть-чуть согреться. Надо идти. Северианов еще раз осмотрел улицу. Все спокойно, размеренно, буднично. Пробежал мальчишка, уличный торговец, возле дома не задержался, прокричал свое: " подходите, покупайте, папиросы - идеал джентльмена, лучший друг спортсмена!" - и, не мешкая, исчез. Проехала пролетка: возница, седок - тоже мимо. Проходили люди - никого он не увидел повторно. Слишком все чисто, словно неведомый противник просто-таки приглашает в гости. Ладно, решил Северианов, выбрался из дровника, вышел на улицу и медленно двинулся вдоль редкого дощатого забора. Еще одна проверка, крайняя. Если что-то не понравится... Северианов понимал, что специально оттягивает момент принятия решения. Если в доме все чисто - он напрасно тратит время, да еще рискует натолкнуться на патруль, если же в доме засада - его будут ждать, не пытаясь задержать на улице. Или, все-таки попытаются? Ну тут уж у кого нервы крепче, выдержка железнее... Он завернул за угол и увидел мальчишку, продавца папирос.
- Идеал джентльмена, лучший друг спортсмена - надрывался паренек, - папиросы "Осман", давай налетай!
По-видимому, окружающие джентльмены и спортсмены не торопились приобрести изделия "величайшей и первой по качеству своих изделий" табачной фабрики, но юный коммерсант не отчаивался, продолжая выкрикивать:
-Богат, как сам Пьермон Морган, курю я "Пери" и "Осман"! Табак "Албанский" - идеал, любимцем сразу всюду стал!
- Иди сюда!- позвал Северианов. Мальчишка подбежал, не переставая декламировать.
- Курите "Еву" - наслажденье, гласит общественное мненье!
- Знаешь, кто живет в этом доме? - спросил Северианов. Взял коробку папирос, покрутил в руке, разглядывая.
- А то! - радостно подпрыгнул продавец папирос. - Иван Саввич, доктор, только они сейчас в отъезде, в деревню к сестре отлучились. А комнату сдают.
- Кому?
- Не знаю.
Северианов протянул мальчишке деньги.
- Отнеси папиросы жильцу, скажи, презент от Федора Каллистратовича Любецкого. Запомнишь?
Паренек кивнул.
- Когда вернешься - получишь еще столько же. Годится?
Паренек заулыбался, кинулся к дому, на ходу выкрикивая: - Наслажденье, папиросы! Восхищенье, не табак! Убежден, что это так!
Прием был простой, старый, как мирозданье и не очень надежный - многого Северианов от него не ждал, быстро вернулся назад, укрылся, стал наблюдать.
Ничего не произошло. Ни шума, ни криков, ни другого ажиотажа - паренек примчался почти сразу, не задержался, прошло не более нескольких минут.
- Они сказали, что некурящие, - со старушечьей обидой изрек торговец табаком . - Велели папиросы вам вернуть и передать, что собираются уходить, если Вы имеете желание зайти, то у вас есть полчаса, не более. Так и велели передать.