Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

— Вот класс людей, из среды которых вам, Анна, следовало бы выбрать себе обожателя, — сказала Нина, смеясь. — Вы ничем тут не рискуете. Если б я вздумала сделать подобную попытку, то я бы не вынесла её тяжести. Такой громадный запас мудрости увлёк бы меня под уровень моря. Я бы рассталась со своей удочкой, если б на мою приманку подвернулась такая страшная рыба.

— В наше время вам нечего страшиться, — сказал Клейтон. — Природа посылает нам таких людей по одному в одно или два столетия. Эти люди прокладывают путь в какую-нибудь сторону целому миру. Это каменотёсы, отламывающие глыбы мрамора, которые обрабатывают потом многие поколения.

— Уж извините, — сказала Нина, — я бы не хотела быть женой каменотёса. Мне бы пришлось тогда постоянно находиться в опасности быть задавленной.

— Но если бы этот каменотёс сделался вашим рабом? — сказал Россель; — если б он поставил к ногам вашим светоч своего гения?

— Да, дело другое, если б я могла поработить его! Но всё же я постоянно бы боялась, что он охладеет ко мне. Такой человек весьма скоро поставил бы меня на полку, между прочитанными книгами. Я видела великих людей, — разумеется, великих для нашего времени: они не столько заботятся о жёнах, сколько о журналах и газетах.

— О, не беспокойтесь, — сказала Анна, — эта особенность принадлежит всем мужьям без исключения. Газета есть постоянный соперник американской леди. Мужчине, чтоб оторваться от неё, нужно быть пламенным любовником, и при том ещё прежде, чем овладеет своим призом.

— Вы жестоко судите о нас, мисс Анна, — сказал Россель.

— Напротив, она говорит только правду. Мужчины вообще составляют худшую половину человеческого рода, — сказала Нина. — Если я выйду замуж, то не иначе как с условием, что муж мой не будет читать газет.

Глава XXIX.

Сад Тиффа

Если б объём нашего повествования был значительнее, мы бы охотно провели ещё несколько дней в тени Рощи Магнолий, где Клейтон и Нина оставались на некоторое время, и где время летело по дороге, усыпанной цветами; но, к сожалению, неумолимое время которое не ждёт человека, не ждёт и повествователя. Мы должны поэтому сказать в нескольких словах, что когда кончился визит, Клейтон ещё раз проводил Нину в Канему, и оттуда возвратился в круг своих обычных занятий. Нина возвратилась домой совершенно с другим взглядом на предметы, благодаря сближению с Анной. Клейтон справедливо полагал, что благородный пример сильнее действует на человека, чем самые убедительные увещания. Эта истина отразилась на Нине. С минуты возвращения домой, Нина начала ощущать в душе своей положительное влечение к более благородной и деятельной жизни, чем жизнь, которую она вела до этой поры. Великое и всепоглощающее чувство, которое решает участь женщины, есть уже в самом свойстве своём чувство, возвышающее и облагораживающее душу. Оно становится таким даже тогда, когда сосредоточивается на предмете, его недостойном, — а тем более, когда предмет этот вполне его достоин. С первой минуты знакомства, в скором времени обратившегося в искреннюю дружбу, Клейтон никогда не хотел и не решался вмешиваться в развитие нравственной натуры Нины. С помощью врождённой проницательности и дальновидности, он усматривал, что в душе Нины, совершенно бессознательно с её стороны, каждое чувство становилось сильнее, мысли принимали более обширные размеры. Поэтому он предоставил развитие их тем же самым спокойным силам, которые распускают розы и дают поправление виноградной лозе. Перед ней он не хотел казаться другим человеком, — не требуя этого и от неё.— Образ его жизни, его благородство и великодушие сами собою производили на неё благотворное действие. Спустя несколько дней после приезда в Канему Нина вздумала навестить нашего старого друга Тиффа. Это было в одно тёплое, светлое летнее утро, с сероватым туманом на горизонте; когда вся природа погружена была в ту сладкую дремоту и негу, которые служат верными предвестниками знойного дня. Со времени её отсутствия, в делах Тиффа превзошло значительное улучшение. Маленький сиротка, бойкий хорошенький мальчик, с помощью такой заботливой няни, как Тифф, — с помощью кусочка ветчины, заменявшей материнскую грудь и благодаря ветрам и зефирам, нередко убаюкивавшим его под открытым небом, — вырос, сделался маленьким ползающим созданием, следовал за Тиффом во время его агрономических занятий и непонятным лепетом выражал свой восторг. В ту минуту, когда Нина подъехала, Тифф работал в саду. Его наружность, надобно признаться, отличалась необычайною странностью. По обыкновению, он носил передник, как будто показывая этим, что на нём лежат обязанности няни и кормилицы; но так как другие многоразличные его занятия поглощали почти всё его время, и так как он менее всего обращал внимания на украшение своей наружности, то нижнее его платье обнаруживало следы той бренности, которая присуща всему человечеству.